В первые же несколько дней патрулирования, морпехи поражены масштабом социального бедствия в Багдаде. Электричества и питьевой воды нет. Улицы затоплены нечистотами. Дети умирают от болезней. Ночью по городу шастают бандиты. Больницы разграблены. Единственный товар, в котором не ощущается нехватки — это АК. Местные жители утверждают, что из-за грабежа на складах с оружием и в полицейских участках в конце войны, АК теперь стоит примерно как несколько пачек сигарет. Каждую ночь между шиитами, суннитами, бандитами, упорными федаинами и даже курдскими «бойцами за свободу», которые наводнили город, намереваясь истребить сторонников Саддама, разгораются жаркие бои. Перестрелки настолько ожесточенные, что морпехам запрещают выходить в город после наступления темноты.

Обходительный мужчина лет за пятьдесят, который раньше помогал управлять одной из основных городских электростанций, а сейчас предлагает морпехам свои услуги в качестве переводчика — мрачно смотрит на будущее Ирака.

— Это бомба, — говорит он о разладе между религиозными фракциями суннитов и шиитов. — Если она разорвется, это будет больше, чем война.

У сержанта Хеллера свое, глядя на меня, свое мнение на этот счет:

— Дайте этим ублюдкам попользоваться недельку американским туалетом, и они сразу забудут обо всей этой суннитско-шиитской галиматье.

Несмотря на общий энтузиазм иракцев по отношению к американским захватчикам, многие из них говорят о каких-то странных теориях заговора. Они считают, что Буш и Саддам втайне заодно. Иракцы подходят к морпехам и спрашивают их, правда ли, что Саддам теперь живет в Вашингтоне. Переводчик утверждает, что девяносто процентов иракцев верят в эту историю. Те, кого доводилось спрашивать об этой легенде — в том числе образованные люди с профессией — уверены, что это правда.

— Мой хороший друг видел, как Саддам улетел с американцами на вертолете, — говорит мне один мужчина, озвучивая распространенную городскую байку.

В следующие несколько дней разведбатальон переезжает с сигаретной фабрики в разрушенную больницу, а затем на ограбленную электростанцию, и все это время морпехов преследует растущий внутренний раскол из-за инцидента с пленным под городом «Q». Первый морпех, действия которого расследуют в связи с происшедшим — это сержант Роберт Джейкобс, которого исключают из группы. Тот самый капрал, который придавил ботинком шею пленного, тоже подпадает под следствие. «Маллигана» временно лишают права командования.

После нескольких дней дознания и желчных бесед с бойцами, командир разведбатальона лейтенант-полковник Люк Браун снимает все подозрения с трех людей, обвиняемых в грубом обращении с пленным, и восстанавливает Джейкобса и «Маллигана» в их правах. Позже встречаюсь с Брауном в его временном, частично разрушенном офисе. Это подтянутый сорокадвухлетний мужчина, который разговаривает скрипучим шепотом после перенесенного рака горла. Браун говорит мне, что, по его мнению, его люди были на грани, но все-таки не нарушили правил допустимого поведения. Но он добавляет:

— Я думаю, если спускать такое поведение с рук, это может закончиться резней.

Затем он перегибается через стол и спрашивает, не считаю ли я, что ему надо было жестче разобраться с «Малли».

По правде, не знаю, что ему ответить. Я был рядом, когда морпехи этого сравнительно небольшого подразделения убили немало людей. Я лично видел, как застрелили трех гражданских — одного из них насмерть, прямым попаданием в глаз. Сам случайно выстрелил в безоружного. И это только верхушка айсберга. Морпехи убили десятки, если не сотни людей в бою, ведя огонь прямой наводкой. И, вероятно, никто никогда не узнает, сколько людей погибло от бомб, сброшенных во время воздушных ударов по наводке разведбатальона, или от ударов артиллерии по городам и шоссе, часто ночью — несколькими сотнями снарядов, расстрелянных по вызову батальона. И в дополнение к этим возможным сотням смертельных случаев, сколько других — тех, кто остался без ног или глаз, или других частей тела? Я не могу представить, как человек, который в конечном итоге отвечает за все эти смерти — по крайней мере, на уровне батальона, — все это объясняет и проводит черту между беспричинным убийством и цивилизованным военным поведением. Наверное, если бы от меня что-то зависело, оставил бы должности, но забрал бы у него винтовку и штык, и дал бы ему взамен игрушечную пукалку для самоудовлетворения.

Этой ночью обычные перестрелки между местными группировками начинаются еще до захода солнца. Морпехи разведбатальона, которые стоят в дозоре высоко на трибунах, вдруг попадают под обстрел. В то время как рядом свистят снаряды, один из бойцов, для которого все это стало большой неожиданностью, оступается, пытаясь вытащить из ограды свой пулемет и спрятаться в укрытие. В попытке восстановить равновесие он машет в воздухе руками. Снова раздаются выстрелы. Морпехи, которые наблюдают за этим снизу, лежа на траве, начинают хохотать. Кажется, будто война превратилась в комедию.

Позже, несколько морпехов из другого подразделения собираются в темном закутке стадиона, чтобы выпить за однорукого иракца, у которого был куплен джин местного производства по цене пять американских долларов за бутылку. В целом, чтобы избавить морпехов от комплексов, не нужен никакой алкоголь. Когда они поднимают тему «боевой др*чки» — кто больше всех мастурбировал с момента попадания в зону боевых действий — никто и не думает скрывать, как, например, дрочил на вахте, чтобы не заснуть и убить время. Пройдя через свою первую засаду в городе «Т», несколько морпехов даже признались, что испытывали чуть ли не маниакальную потребность снять боевое напряжение посредством мастурбации. Но теперь, когда джин однорукого иракца льется рекой, морпех поднимает тему, настолько табуированную и по-своему почти что по*нографическую, что я сомневаюсь, что он когда-либо заговорил бы об этом со своими приятелями на трезвую голову.

— Знаете что, стрелял гранатами М-203 по окнам и однажды в двери. Но есть кое-что, что так бы хотел увидеть — так бы хотел увидеть, как граната попадает кому-то в тело и разрывает его. Понимаете, о чем я?

Другие морпехи, улыбаясь, слушают его в темноте.

С первыми лучами рассвета батальон покидает Багдад по пустынной супер-автомагистрали и разбивает лагерь в шестидесяти километрах южнее от города. В пасхальное воскресенье капеллан проводит специальную службу на голом и бесплодном поле.

— У меня хорошие новости, — начинает, объявляя толпе из пятидесяти человек, что морпех из группы обеспечения разведбатальона выбрал этот день, чтобы принять крещение.

Когда Уоки слышит эти хорошие новости, он не может скрыть ярость. Для него религия, как та самая дешманская музыка— это проявление коллективного идиотизма.

— Да ладно вам. Морпехи