– На это есть свои причины. – Элизабет хотела утешить старую женщину. – Верь мне, Сара, и не сомневайся в моих намерениях.

Похлопав служанку по руке, Элизабет вышла из комнаты. Она направилась во двор, куда Джеффри вышел на суд.

Всех – и землепашцев, обладавших правом на землю, и крестьян без всяческой собственности, но верно служивших сэру Томасу, – оповестили, что барон выслушает их жалобы и рассудит споры. И Элизабет хотелось посмотреть, как он допрашивает, каким образом принимает решение.

Когда она спускалась по лестнице, муж сидел к ней спиной. Во двор вынесли и поставили невдалеке от входа длинный стол и то самое кресло с высокой спинкой, на котором когда-то восседал отец. За ним стоял Роджер и почти бессознательно держал руку на крестовине меча. Справа и слева от Джеффри стояли пришедшие, а посередине, прямо перед ее мужем, ответ держал кожевенник. Он стоял с поникшей головой.

Оруженосец подал Элизабет знак и указал на табурет, у которого стоял:

– Ваше место здесь.

– Это распоряжение мужа? – Элизабет спросила очень тихо, чтобы не мешать суду.

Джеральд кивнул, довольный, что госпожа поняла сама.

Элизабет уперлась глазами мужу в затылок, стараясь взглядом заставить его обернуться. «Вот, значит, как, муженек, – мне и сидеть за твоей спиной? Так-то ты решил? А я считаю по-другому. Значит, барон Джеффри, тебе многому еще придется поучиться. И первый урок ты получишь прямо сейчас».

Элизабет улыбнулась сияющему Джеральду и подняла табурет. У оруженосца открылся рот, когда она понесла его к столу. Роджер угадал ее намерения, и девушка подняла глаза, чтобы рассмотреть выражение его лица. Рыцарь чуть заметно покачал головой, давая понять, что она совершает недопустимое, но Элизабет только шире улыбнулась и кивнула, показывая, что знает, что делает. Лицо рыцаря сделалось вежливо-скучающим – выражение, которое оттачивалось годами, – но оно не обмануло Элизабет, Она прочитала в глазах Роджера смех.

Оставалось надеяться, что Джеффри не закатит ей сцену. Она даже не знала, способен ли муж ударить женщину, хотя была наслышана о его вспыльчивом характере.

Однако времени на раздумья не было. Чтобы немного успокоиться, Элизабет глубоко вздохнула и поставила свой табурет рядом с креслом мужа. Потом разгладила платье, села и скромно сложила руки на коленях. Больше всего на свете ей хотелось узнать, какое впечатление на мужа произвела ее выходка, но она не позволила себе взглянуть в его сторону.

Джеффри как раз произносил приговор, когда рядом появилась жена. Заметив ее, барон сразу потерял нить рассуждения и от такой дерзости просто онемел.

А она почувствовала, как его гнев, точно горячий вихрь, рвется наружу. Неужели он способен учинить скандал перед всеми? Ладно, что сделано, то сделано. Но даже если он разбушуется, если отшвырнет ее обратно назад, она снова и снова будет садиться рядом, пока, чтобы удержать за спиной, он не закует ее в цепи.

Джеффри сделал вид, что не заметил присутствия Элизабет. Нечего раздувать скандал и демонстрировать всем зевакам, что жена его не боится и не слушается. Времени и потом достанет придумать ей наказание, решил барон.

Элизабет поняла, что непосредственная угроза миновала. Прохладный ветер нагнал на ее кожу пупырышки, и она вдруг ощутила, насколько напугана. Не напугана, а боится! Почти потеряла голову от страха!

Она чуть не улыбнулась и сделала огромное усилие, чтобы сдержаться: оказывается, не так уж сложно воспитывать мужа. Вовсе не составит труда.

А Джеффри думал, что жену предстоит еще многому научить. Задача не из мудреных, если как следует объяснить свою точку зрения и свои обычаи. Конечно, не составит труда.

Он прокашлялся, пытаясь восстановить в памяти, о чем говорил, когда его прервали, но, так и не вспомнив, обернулся через плечо к Роджеру:

– На чем я остановился?

Вассал нагнулся и что-то зашептал ему на ухо, но тотчас же прервался, когда господин кивнул.

– Обвинение против тебя очень серьезное. Ты понимаешь, что в господских лесах охотиться нельзя?

– Я знаю законы, барон, – ответил кожевенник, – и многие годы верой и правдой служил лорду Томасу Монтрайту.

Несколько человек в толпе согласно закивали. Элизабет знала кожевенника и заинтересовалась, какое выдвинуто против него обвинение. Мендел – она вспомнила имя ремесленника – обладал покладистым характером. И она не могла вообразить, чтобы он был повинен в малом или большом преступлении. Элизабет так и подмывало спросить у мужа, кто оболгал Мендела, но она решила подождать. Ей вовсе не хотелось, чтобы ее одернули перед людьми.

– Обвиняется в охоте в господском лесу, – повторил Джеффри. – Мне известно, что лорд Томас, упокой Господь его душу, позволял охотиться на некоторых животных, но оленей оставлял только для себя. Между тем свидетели утверждают, что видели, как ты волок оленью тушу.

– Я этого не отрицаю, – проговорил Мендел. – Я убил животное, но на то были веские причины.

Элизабет очень хотелось как-то подбодрить кожевенника. Она чуть-чуть ему не кивнула, но вовремя сдержалась – оставаться равнодушной на суде оказалось не так-то легко. Только тут она поняла, какая ответственность лежала на муже и насколько тяжела была ноша правосудия.

– Изложи свои причины, – между тем приказал Джеффри.

– Олень был искалечен и мучился от боли, – ответил Мендел. – У него была сломана правая передняя нога, и животное билось в агонии. Чтобы прекратить страдания, я убил оленя. Такова правда.

– Желает ли кто-нибудь свидетельствовать в пользу этого человека?

– Да, милорд, – послышался голос. Толпа расступилась, и на середину вышел конюшенный мастер Мейнард.

– Можешь говорить – разрешил барон.

– Я знаю Мендела много лет. Это правдивый и честный человек.

– Роджер, – снова обернулся Джеффри к помощнику. – Ты исследовал животное, как я велел?

– Да, барон, – ответил рыцарь. – Кость была в самом деле сломана.

– Скажи, Мендел, а почему ты оказался в лесу? Не для того ли, случайно, чтобы поохотиться на кроликов? – Тон Джеффри сделался вкрадчивым.

– Нет, милорд, – отозвался кожевенник. – Я заплатил полтора пенса за право держать в том месте двух свиней. И в тот раз я шел их проверять.

– Гм, – хмыкнул барон и долго-долго всматривался в лицо стоящего перед ним человека, а люди нетерпеливо переминались с ноги на ногу. – Нахожу тебя невиновным, Мендел, – наконец произнес он.

По толпе пронесся одобрительный шумок, послышались вздохи облегчения, и Элизабет довольно улыбнулась.

Ей нравилось сидеть рядом с мужем и наблюдать, как один за другим перед ним выходили люди и излагали свои жалобы. Когда через два часа суд закончился, Элизабет лучше поняла образ мыслей мужа. Он задавал вопросы прямо и всегда по делу, а если двое противоречили друг другу, быстро обнаруживал истину. Это наполнило девушку уверенностью, что муж сумеет отыскать тех, кто был повинен в смерти ее родных.