Столкнувшись с противодействием армейской верхушки, Гитлер 23 ноября собрал в Берлине совещание, намереваясь переубедить генералов. Я имею подробный рассказ о нем генерала Рёрихта, в то время бывшего руководителем одного из отделов Генерального штаба, в функции которого входил сбор материалов и обобщение уроков кампании 1940 года. Рёрихт сказал: «В течение двух часов фюрер пространно излагал свои взгляды на ситуацию, стараясь заставить генералов поверить, что наступление на западе было жизненной необходимостью. Фельдмаршал фон Браухич решительно выступил против, чем навлек на себя гнев фюрера. Генерал Гальдер тоже сомневался в целесообразности этого мероприятия. Они оба заявляли, что немецкая армия недостаточно сильна, – только это соображение имело шанс поколебать решимость фюрера. Тем не менее последний заявил, что его мнение является решающим. После этого совещания были созданы новые подразделения, имевшие цель укрепить армию. Вот как фюрер считался с инакомыслящими».

В обращении Гитлера к генералитету он высказал свою озабоченность растущей угрозой со стороны России, а значит, и жизненной необходимостью иметь «развязанные руки» на западе. Но союзники отказываются рассматривать его мирные предложения и прячутся вне пределов досягаемости за стенами своих укреплений, оставляя за собой право перепрыгнуть их, если захотят. Как долго сможет Германия терпеть такую неопределенность? И зачем? В настоящий момент она обладает несомненным преимуществом. А через шесть месяцев ситуация вполне может радикально измениться.

«Время работает на наших противников». Но и на западе не все было благополучно. «У нас есть ахиллесова пята – Рур. Если Британия и Франция прорвутся через Бельгию и Голландию в Рур, мы окажемся в величайшей опасности. Сопротивление Германии будет парализовано». Угрозу следует устранить, нанеся упреждающий удар.

Но даже Гитлер в то время не демонстрировал абсолютной убежденности в успехе. О предстоящем наступлении он говорил как об «авантюре», а также о существовании выбора «между победой и уничтожением». Более того, свой пламенный призыв он завершил на мрачной, пророческой ноте: «Мне предстоит или выстоять, или пасть в борьбе. Я не смогу пережить поражения моего народа».

Копия этого обращения была найдена в архивах верховного командования после падения Германии и предъявлена в Нюрнберге. Но на процессе ничего не говорилось об оппозиции Гитлеру во время обсуждения, которое могло оборвать карьеру фюрера в первую же военную осень.

Дело в том, что генералы, ведомые самыми дурными предчувствиями, были готовы рассматривать крайние меры. Рёрихт рассказывал: «В командовании сухопутными силами всерьез дискутировался вопрос, поставленный Браухичем и Гальдером, о том, что, если фюрер не согласится на проведение более умеренной внешней политики и будет настаивать на реализации своего плана, который втянет Германию в борьбу против Франции и Великобритании, придется отдать приказ войскам на западе повернуть обратно, идти на Берлин и сбросить фюрера и нацистский режим.

Но единственный человек, без которого этот контрплан не мог стать успешным, наотрез отказался от сотрудничества. Речь идет о генерале Фромме, главнокомандующем армией резерва Германии. Он считал, что, даже если войска получат приказ выступить против режима, они не подчинятся, поскольку слишком доверяют Гитлеру. В этом он был совершенно прав. Его отказ сотрудничать был вызван вовсе не большой привязанностью к Гитлеру. Его отношение к режиму было не менее отрицательным, чем у остальных. Поэтому в конце концов он тоже стал жертвой Гитлера, но продержался дольше других – до марта 1945 года».

Далее Рёрихт сказал: «Даже если не принимать во внимание сомнения Фромма, думаю, что план все равно бы провалился. Люфтваффе, демонстративно пронацистская организация, легко могло подавить любое выступление армии, поскольку имело в своем составе зенитную артиллерию. Передача Герингу и люфтваффе ответственности за противовоздушную оборону стала серьезным шагом в деле ослабления позиций армии».

Соображения Фромма по поводу реакции войска, вероятнее всего, были правильными. Это признавали и генералы, в то время крайне недовольные его отказом сотрудничать. С этим должны согласиться и мы, зная, как тяжело люди отказывались от веры в Гитлера даже в последние дни перед падением Германии, когда бои шли уже в Берлине. Но даже если бы в 1939 году заговор и не привел бы к свержению Гитлера, все равно попытаться стоило. Такая попытка потрясла бы Германию настолько, что наверняка свела бы на нет планы Гитлера покорить Францию. В этом случае европейцы избежали бы невзгод, обрушившихся на них в результате этого иллюзорного триумфа. Да и на долю немцев не выпало бы столько испытаний, сколько им довелось пережить после затяжной войны, сопровождающейся разрушительными бомбежками.

Хотя заговор генералов стал мертворожденным ребенком, Гитлер не преуспел в своем стремлении начать наступление в 1939 году. Рундштедт по этому поводу сказал: «Больше всего ему помешала погода. Задержки продолжались в течение всей зимы».

Блюментрит сообщил, что в период между ноябрем и апрелем в войсках одиннадцать раз объявлялась сорокавосьмичасовая готовность. «Всякий раз приказы отменяли до истечения положенного времени. Эти постоянные отмены заставили нас думать, что Гитлер элементарно блефует и использует угрозу нападения в качестве средства подтолкнуть союзников рассмотреть его мирные предложения». Однако, когда в мае поступил двенадцатый по счету приказ, роковые события все-таки начались.

Первоначальный план, разработанный Генеральным штабом под руководством Гальдера, был в основном аналогичен плану 1914 года, но имел не столь далеко идущие цели. Основные силы должны были сосредоточиться на правом крыле. Группа армий «Б» под командованием Бока должна была наступать по территории Бельгии, а группе армий «А» под командованием Рундштедта, расположенной в центре перед Арденнами, предстояло сыграть второстепенную роль. Группа армий «Ц» под командованием Лееба, находящаяся слева, проводила ложный маневр против французских армий на линии Мажино. В распоряжении Бока были 18, 6 и 4-я армии (в таком порядке они располагались слева направо). Рундштедт командовал 12-й и 16-й армиями, Лееб – 1-й и 7-й армиями. Представляется важным тот факт, что основные танковые силы были сосредоточены у Бока для нанесения главного удара. У Рундштедта, имевшего задачу продвинуться до Мааса и тем самым прикрыть левый фланг армий Бока, танков не было.

В январе армии Рундштедта были усилены одним танковым корпусом, и доля их участия в выполнении общего плана несколько возросла. Теперь его армиям предстояло перейти Маас и создать за ним широкий плацдарм, лучше прикрывая фланг армий Бока. Однако это изменение не было значительным – основной удар все еще предусматривался на правом крыле.

Сейчас не приходится сомневаться, что если бы этот план был претворен в жизнь, то не имел бы решающего значения. На направлении главного удара немецких армий были сосредоточены лучшие французские части, а также британская армия. Наступление немцев встретило бы упорное сопротивление. Даже если бы немцам удалось прорвать фронт в Бельгии, войска союзников просто отошли бы на хорошо укрепленные позиции в Северной Франции, тем самым оказавшись ближе к базам.