Сильвию ошеломило странное, доселе незнакомое ей желание. Страсть, охватившая ее, была так сильна, что колени ее подогнулись, и она повисла на его руках. Его поцелуй действовал на нее как наркотик. Его губы были умелыми и настойчивыми. Его язык совершал странные и чудесные движения внутри ее влажного рта и не пропустил ни одной чувствительной точки в его теплой глубине.

Постепенно Сильвия начала осознавать, что их горячие губы не были единственными частями их тел, вовлеченными в этот сказочный поцелуй. Опытные руки Хилтона блуждали по ее спине, талии и бедрам, и сквозь складки пышной сиреневой юбки она почувствовала его восставшую плоть.

Унесенная волной эмоций, которых она никогда еще не испытывала, Сильвия вдруг поняла, что ей хотелось бы жить, чувствовать, таять в объятиях этого необыкновенного мужчины как можно дольше, может быть, даже всю жизнь.

Хилтона опьянила их близость. Он с трудом сдерживал себя. Наконец он оторвался от ее губ и, уткнувшись лицом в ее роскошные кудри, прошептал:

— Дорогая, давай уйдем отсюда. Я увезу тебя в такое место, где мы будем одни.

Сильвия, прижавшись щекой к его груди, слушала, как сильно бьется его сердце, и смысл его слов не сразу дошел до нее. Она с трудом возвращалась к реальности, пока, наконец, не осознала, где она и с кем.

Взяв Сильвию за подбородок, он посмотрел ей в глаза, но она упорно отводила взгляд.

— Дорогая, — спросил Хилтон, — в чем дело?

Помолчав, она сказала дрогнувшим голосом:

— У меня на следующей неделе помолвка. Я люблю другого.

Хилтон кивнул и отступил на шаг.

— И кто же этот счастливчик? — холодно спросил он.

— Рэндольф Бакстер. Из тех Бакстеров, что живут в штате Миссисипи.

— Мои поздравления мистеру Бакстеру и пожелания счастья лично вам.

— Спасибо.

Наступила напряженная тишина, и Сильвия почувствовала, что заплачет, если он не перестанет вести себя подобным образом. Ей вдруг захотелось, чтобы он отшлепал ее, как непослушного ребенка, что он и собирался сделать когда-то в Новом Орлеане. Все, что угодно, только не это холодное презрительное молчание.

— Вы находите мое поведение ужасным?

— Вовсе нет, — ответил он, и его губы растянулись в улыбке. — В конце концов, вы вышли сюда, чтобы побыть одной, а я последовал за вами и воспользовался удобным моментом.

— Это не совсем так.

— Вы правы, Сильвия. Вы вытащили меня сюда. Но скажите мне, дорогая, зачем? Чтобы доказать, что вы можете сделать это? Вы это доказали. Я пришел. Я целовал вас. Ваш эксперимент завершен?

— Это не был эксперимент. Это было… Вы заставили меня почувствовать себя дурой в тот день в Новом Орлеане, и я…

— Вам захотелось отыграться?

— Да.

Хилтон рассмеялся, сверкнув белыми зубами.

— Может, поначалу так все и было, но потом это переросло в нечто большее. Я прав?

— Да… Вас шокирует мое поведение?

— Дорогая, мне кажется, вы немножко похожи на меня. Стоит вам чего-то захотеть, и вы начинаете этого добиваться. Я не думаю, что это плохо.

— Но я помолвлена. Я люблю Рэндольфа.

— Я знаю.

— Тогда как я могла…

— Боюсь, моя дорогая Сильвия, что то, что произошло между нами, не имеет никакого отношения к вашему браку.

— Мне ужасно стыдно. Я позволила вам думать…

Хилтон улыбнулся ей своей загадочной улыбкой, от которой у нее заныло в груди.

— Сильвия, вы такая… женщина, такая желанная, и вы готовы отдать всю себя. В вас столько очарования. Постарайтесь не меняться ни при каких обстоятельствах.

— Как вы можете говорить так? Я опозорила себя, и вы должны меня ненавидеть.

— Я никогда не смогу этого сделать, дорогая, но должен вам кое-что сказать. Если вы не хотите, чтобы о вас пошли сплетни по всему Мобилу, советую вернуться в зал.

— А как же вы? Ведь о вас тоже будут сплетничать.

Хилтон расхохотался.

— Дорогая, я бы умер, если бы обо мне перестали говорить! А сейчас идите.

— Да, сэр. — Сильвия направилась к двери, но, не дойдя до нее, остановилась.

— Хилтон!

— Нет, Сильвия. Я никогда никому не расскажу об этом.

— Спасибо.

— Но мне хочется дать вам совет, дорогая. — В голосе Хилтона звучала нежность.

— Какой, Хилтон?

— Всегда целуйте Рэндольфа Бакстера из тех Бакстеров, что живут в штате Миссисипи, так, как вы целовали меня, и он будет счастливейшим из мужчин.

Сильвия охнула и убежала с балкона. Глядя ей вслед, Хилтон облегченно вздохнул. Он был рад, что она помолвлена, рад, что она выходит замуж за другого. Девушки, подобные Сильвии Фэрмонт, приносят одно беспокойство. Красивая молодая девственница, жаждущая любви, вряд ли сделает жизнь мужчины приятной. Она ему совершенно не нужна.

Облокотившись о перила, Хилтон закурил сигару. Он смотрел на мерцающие огни города, но видел перед собой только красивое нежное личико, обрамленное блестящими кудрями. Он слышал милый, почти детский голосок, в порыве страсти шептавший его имя, чувствовал вкус меда на жадно тянувшихся к нему губах. Он ощущал мягкие изгибы молодого тела, которое он прижимал к себе.

Хилтон покачал головой и выбросил недокуренную сигару. Да, он чертовски рад, что очаровательная Сильвия Фэрмонт ему не принадлежит. Он бы посоветовал ее жениху сыграть свадьбу как можно скорее. В ней слишком много огня и страсти, и если она будет целовать мужчин, как только что целовала его, какой-нибудь негодяй быстро затащит ее в постель. Хилтон содрогнулся. У него было отчетливое ощущение, что ночь, проведенная в постели с Сильвией, — это самая опасная вещь, которая только может случиться с мужчиной.

* * *

Сильвия, раскрасневшаяся от обиды и раскаяния, влетела в переполненный гостями зал и принялась озираться по сторонам в поисках Бакстеров. Заметили ли они ее исчезновение? Видел ли кто-нибудь, как она вышла на балкон? А что, если все уже знают, что она вела себя как уличная женщина?

Нервно поправляя руками взъерошенные кудри, Сильвия ходила по залу в поисках своих будущих родственников, и чувство вины и отвращения к самой себе не покидало ее. Их доброта еще более усугубила ее вину.

— А вот и Сильвия! — Мартин Бакстер поспешил ей навстречу. — Вы хорошо провели время?

— Да, очень, — ответила Сильвия.

— Где вы были, дорогая? — спросила Джоан Бакстер, ласково улыбнувшись ей.

— Я была со своими подружками, — солгала она, надеясь, что молния ее не поразит.