Джоан поправила локон, упавший на лицо Сильвии.

— Кто этот красивый джентльмен, с которым вы танцевали?

— Это Хилтон Кортин. Я знаю его еще с того времени, когда была девочкой.

— Понимаю. Но нам лучше не говорить об этом Рэндольфу: он будет очень ревновать.

— У Рэндольфа нет ни малейшей причины для этого.

— Я просто дразню вас, Сильвия. — Джоан Бакстер рассмеялась и посмотрела на мужа. — Дорогой, почему бы тебе не потанцевать с Сильвией?

— С удовольствием, — ответил Бакстер, предлагая Сильвии руку.

Танцуя, Мартин Бакстер болтал не переставая, но Сильвия почти не слышала его. Она кивала, говорила «да» или «нет» в соответствующих местах, но все ее мысли были сосредоточены на холодном балконе, где всего несколько минут назад она сгорала в жарких объятиях Хилтона Кортина.

—…а через год или два вы подарите мне первого внука. Ну, разве это не чудесно? — Мартин Бакстер ждал от нее ответа.

— Да, — сказала Сильвия. — Чудесно.

Сильвия старалась не смотреть на Хилтона Кортина, но глаза ее помимо воли следили за каждым его движением. Она сразу засекла момент его появления в зале. И когда, чуть позже, элегантный джентльмен, взойдя на трибуну, произнес короткую речь с призывом собирать деньги для техасских повстанцев, она видела, как Хилтон опустил в цилиндр всего несколько банкнотов — не больше, чем дали другие джентльмены.

Сильвия была рада этому. Она сказана себе, что он не очень-то щедрый человек. Его лучший друг сражается за свободу в Техасе, но это, по всей вероятности, его мало беспокоит, раз он пожертвовал так мало денег. Теперь она уже восхищалась им меньше. Он не был настоящим джентльменом, этот Хилтон Кортин. У него нет никаких принципов, и слухи о нем абсолютно правдивы. Спасибо Господу, что она полюбила порядочного человека, а не такого бессердечного эгоиста, как он.

Как только сбор денег закончился, Хилтон Кортин повел к выходу маленькую седую женщину. Они оделись и уехали. Сильвия вздохнула с облегчением, но вскоре удивилась, почему же ей стало так тоскливо и одиноко.

Прошел почти час, прежде чем Мартин Бакстер сказал:

— Леди, уже поздно. Не пора ли нам ехать домой?

Сильвия сразу согласилась.

* * *

— Спокойной ночи, дорогая, — сказал Хилтон, входя с бабушкой в дом.

— Спокойной ночи? — Она бросила на него сердитый взгляд. — Куда вы замыслили отправиться, молодой человек? Сейчас уже за полночь.

— Мне уже есть двадцать один год, Белл.

— Хилтон, ты спал всего пару часов. Тебе надо выспаться.

— Я не устал. У меня бессонница.

— У тебя всегда бессонница. Когда же ты найдешь хорошую девушку и остепенишься?

— Увидимся завтра. — Хилтон приподнял шляпу и вернулся в карету.

— Томас, вези меня в клуб «Рай» на Уотер-стрит.

— О, мистер Хилтон, говорят, там очень опасно.

— Я буду осторожен, Томас. Я просто сыграю несколько партий в покер.

Кучер кивнул и тронул лошадей.

* * *

В четыре часа утра Хилтон сидел в прокуренной комнате за карточным столом, обитым зеленым сукном. Он снял фрак, развязал белый шейный платок, расстегнул рубашку и закатал рукава. В зубах он зажал сигару. Ее дым застилал ему глаза. Подбородок оброс черной щетиной.

Плантатор, сидящий слева от него, поставил на кон пятьсот долларов. Хилтон поднял ставку до тысячи. Остальные игроки вышли из игры, а плантатор удвоил ставку. Затем он раскрыл карты. Очко.

Хилтон улыбнулся и бросил свои карты на середину стола мастью вниз.

— Забирай, — сказал он, наблюдая, как довольный партнер придвигает к себе выигрыш.

Хилтону не везло весь вечер, и он все время проигрывал.

Неожиданно дверь игорного дома распахнулась, и в помещение ворвались возбужденные речники. В порт пришла шхуна, и матросы рассказали, что Аламо пал. Все его защитники погибли.

Хилтон почувствовал сильную боль под лопаткой. Сунув в рот сигару, он достал из бумажника аккуратно сложенную расписку, которую Крис Кемпбелл прислал ему несколько месяцев назад, и поднес ее к пламени свечи. Когда бумага загорелась, бросил ее в стоявшую рядом хрустальную пепельницу.

Он больше не был богатым человеком. Крис Кемпбелл уже никогда не войдет в правительство Техаса. Состояние Хилтона погибло вместе с его другом в Аламо.

* * *

Сильвия металась в постели. Снедаемая чувством вины и стыда, она никак не могла заснуть. Она обещала себе, что впредь будет особенно доброй и внимательной к Рэндольфу.

Сильвия считала себя испорченной женщиной и боялась, что Бог накажет ее за грехи. Слезы ручьем текли по разгоряченному лицу. Ее прекрасная чистая мать никогда бы не стала вести себя как последняя распутница.

Всю длинную холодную ночь Сильвия взывала к Богу, умоляя его даровать ей прощение и понимание, и обещала никогда больше не вести себя так плохо.

— Прошу тебя, Господи, — молила она, — если ты простишь мне этот проступок, клянусь, я никогда больше не взгляну на Хилтона Кортина.

Она вздохнула и почувствовала себя немного лучше. Чище. Спокойнее. Но еще долго Сильвия вертелась в постели, содрогаясь всем своим измученным телом.

— Кортин, отпусти меня, — прошептала она, подтягивая колени к груди.

* * *

Со дня бала в отеле «Конде» миновала неделя. Хилтон вернулся в Новый Орлеан. Солнце уже садилось, когда он вошел в свой номер в отеле «Ричардсон». Все последние сутки он провел за карточными столами.

Он продолжал проигрывать.

Хилтон прошел в гостиную и взял с мраморного столика пачку писем. Он небрежно просматривал их, пока его взгляд не остановился на конверте со знакомым почерком. Хилтон вскрыл длинный белый конверт и сел в кресло, стоявшее у окна.

Письмо было датировано 5 марта 1836 года. Его руки дрожали, когда он начал читать торопливо написанные строчки.

Хилл, старый дружище!

Наступило временное затишье, и все сели писать письма своим любимым. Ну, разве это не позор, что мне некому писать, кроме тебя?

Господи, как мне жаль твоих денег, Хилл! Я сделал тебя нищим и погибну, так и не расплатившись с тобой. Сможешь ли ты простить меня?

Наш посыльный готов к отъезду. Так же, как… Моя рука дрожит так сильно, что я не могу писать. Я напуган, Хилл. Я должен умереть, и мне страшно.

Я люблю тебя, дружище, и если я тебе дорог, то никогда не рассказывай нашим друзьям по Уэст-Пойнту, что старина Крис Кемпбелл умер как трус.

Прощай!

Крис.