На некоторых виднелись выдолбленные огамические письмена с именами покойных и пожеланиями доброго посмертия. Надпись была залогом того, что усопший будет пировать на том свете, пока ветра и дожди не сотрут последнюю фэду, а вместе с нею и людскую память…

— Что-то птиц не слыхать, — Элмерик поёжился, втягивая руки в рукава. — Ох, не к добру это.

Могилку старой Шеллиди они отыскали без труда — по свежей земле, полевым цветам, заботливо уложенным под камнем, и следам соли вперемешку с пеплом — верному знаку того, что на могиле совсем недавно пытались заклинать призрака. Довольно-таки неумело, надо сказать.

Прямо посреди холмика рос желтый бессмертник — в народе такой ещё называли «кошачьи лапки». Прошло слишком мало времени, чтобы он успел так пышно разрастись, значит, кто-то нарочно посадил. Зачем бы? Красоты от него никакой, сорняк он и есть сорняк.

— Смотри-ка, — Джеримэйн указал на отпечатки чьих-то башмаков. — Сюда каждый день приходят. И цветочки носят, ишь ты…

— Наверняка это Джинли. Больше-то по бабке горевать некому, — пожал плечами Элмерик. — Уютное местечко, кстати. Мне нравится.

Он ничуть не покривил душой — могилка старой Шеллиди располагалась на отшибе, но от неё вовсе не веяло холодом, как от иных «нехороших» могил, а рядом в зарослях ивняка можно было удобно расположиться на замшелых пеньках.

— Ну, значит, присядем, подождём, — кивнул Джерри.

Он сотворил чары, чтобы скрыть себя и Элмерика от чужих глаз и только потом сел.

С наступлением темноты на могильных камнях зажглись огоньки, но совсем не те зловещие огни, которые можно было увидеть ночью на болотах. Эти искорки были совершенно безвредными порождениями скорби, они не пытались никого заманить или убить; хотя даже они у обычных людей закономерно вызывали страх и нежелание приближаться к кладбищу в темноте. Правда, нынешней ночью огоньков оказалось как-то уж многовато. С чего бы?

— Помнишь, мастер Патрик говорил, что кладбищенские огоньки слетаются не только на горе, но и на сильную магию? Тут чёт происходит, Рыжий. Зуб даю, — выдохнул Джерри прямо Элмерику в ухо, словно мысли прочитал. — Твоё Истинное зрение нам сейчас совсем не помешает. Давай уж, присмотрись хорошенько!

— Да я уже, — Элмерик и сам догадался, что пришло время прикрыть один глаз и сосредоточиться на тонком мире. Это был его редкий дар, его повод для гордости.

— Увидишь чего интересное — сразу говори, — вздохнул Джеримэйн, нервно сплетая пальцы.

Он никогда не скрывал, что завидует умению Элмерика, а тот сам ни за что не признался бы, что тоже завидует приятелю: так ловко управляться с огамическими чарами мало кому было по силам. Ну, наставник, конечно, не в счёт — он великий чародей!

— Пока всё тихо, — шепнул Элмерик.

Стоило ему это сказать, как со стороны входа, прямо из кустов ракитника послышался печальный звук флейты. Джерри вздрогнул — стало быть, тоже услышал.

— И это «тихо»? — он скорчил недовольную мину.

Элмерик оправдываться не стал, только пожал плечами.

В этот миг на небе расступились тучи, и на дороге, щедро залитой лунным светом, показался… фейри. Его седые, как иней, волосы торчали в разные стороны, будто их растрепало порывом ветра, некоторые пряди, правда, были не белыми, а явственно зелёными, выдавая принадлежность ночного гостя к роду младших ши. Глаза же… в свете Истинного зрения Элмерик отчётливо разглядел ярко-красную радужку и поёжился — взгляд фейри был неприятным, колючим. Его длинные, похожие на веточки, пальцы ловко сновали по отверстиям деревянной флейты, заставляя инструмент издавать тоскливую музыку, от которой внутри всё переворачивалось. Элмерик, пожалуй, мог бы назвать эту мелодию «песней горя».

Дойдя до могилы, возле которой спрятались Соколята, фейри перестал играть и со вздохом опустился на колено. Он простёр руки над бессмертником, что-то прошептал, и с его ладоней упали золотые капли. Кустик на глазах пошёл в рост, выпустив ещё несколько жёлтых соцветий.

— Я люблю тебя, Шеллиди, — голос фейри был похож на шелест ветвей. — Знай, даже смерть не разлучит нас.

Элмерик, не удержавшись, шмыгнул носом. Нет, правда же, это было очень трогательно. Кто бы мог подумать, что старая ведьма зналась с младшими ши и настолько запала в сердце одному из них, что тот теперь растил дикие цветы на могиле возлюбленной. Прямо как в древних балладах!

Фейри тем временем встал, одёрнул тунику, сшитую из светлой древесной коры и накинул на голову зелёный капюшон с длинным фестончатым хвостом — и вдруг исчез.

От неожиданности Элмерик вскочил со своего пня, озираясь по сторонам. Но даже его волшебное зрение не сумело помочь — ночной гость будто в воду канул.

Элмерик пересказал Джеримэйну всё, что видел, и тот с упрёком пробурчал:

— Ну кому я говорил: рассказывай всё сразу. Мы могли бы расспросить этого фейри, а теперь всё профукали. Сбежал бабкин полюбовник…

— Нехорошо прерывать скорбящего, человек он или нет, — Элмерик отвернулся, сплетая руки на груди. Ему было странно, что приходится объяснять очевидные вещи.

— А задницы на кладбище без толку морозить хорошо? Ночи-то уже холодные. Не знаю, как ты, а я задубел, — Джеримэйн с его вечно взъерошенными волосами сейчас сильнее обычного напоминал нахохлившегося воробья.

— Ну почему без толку? Теперь мы кое-что знаем.

— Да ни беса болотного мы не знаем! — Джерри недовольно сплюнул.

Он спрятал ладони под мышки — похоже, не врал, что сильно замёрз, вон даже носом зашмыгал. Но Элмерик не стал предлагать ему свою куртку — обойдётся. Вежливее надо быть, чтобы другие захотели с тобой чем-то поделиться!

Некоторое время они молчали, искоса поглядывая друг на друга. Как обычно, Элмерик не выдержал первым.

— Ладно-ладно, — он развёл руки в примиряющем жесте. — Если хочешь, завтра мы снова придём сюда и уж тогда своего не упустим: подстережём фейри и ты с ним поговоришь. Если, конечно, он захочет тебя слушать.

— А почему не ты? Ты же у нас это… мастер слова.

— Ещё чего! Поговорить — твоя идея. Тебе и карты в руки.

— Но как я буду говорить с кем-то, кого не вижу?

— Как-как! Обычно! Ртом говоришь, а ушами — слушаешь! — огрызнулся Элмерик.

Пожалуй, эта перепалка могла закончиться ссорой, если бы вдруг кладбищенские огоньки не облепили могильный камень целиком.

Джерри ахнул.

— Взгляни-ка!

От камня отделилась полупрозрачная фигура — нет, не в белом саване, а в видавшем виды заплатанном старушечьем платье. У призрака были седые волосы, сморщенное, как печёное яблоко, лицо, бородавки на носу и беззубая ухмылка. Конечно, Элмерик без труда узнал бабку Шеллиди. Та всмотрелась в ивняки, словно почуяла чужое присутствие (Соколята невольно замерли, затаив дыхание), но в