Ли видела ее дважды, и оба раза на расстоянии. Шарифи пригласили прочесть курс лекций на Альбу, когда Ли училась там в офицерской школе. Не обладая большими склонностями к наукам, Ли всячески старалась избегать ее лекций. Но Шарифи стала уже настолько знаменита, что ее нельзя было не заметить.

Ли обратила на нее внимание, да еще какое. Она наблюдала за ней. Тайно. С ощущением вины. Она была убеждена, что любой проявленный открытый интерес к другой женщине может выдать ее, или, по крайней мере, вызвать нежелательные подозрения. В том семестре она стерла у себя в памяти больше файлов, чем на фронте; она выдавала себя каждый раз, когда смотрела на Шарифи.

Тот семестр закончился как раз перед вручением Шарифи Нобелевской премии. Хотя на то, чтобы получить ее, ушли десятилетия работы. Кандидатура Шарифи рассматривалась тогда на должность заведующей кафедрой квантовой физики на Альбе, но она не прошла по известной причине. Насколько помнила Ли, тогда появились протесты. Один уважаемый профессор из чистокровных людей угрожал подать в отставку, если Шарифи не получит эту должность. В конце концов он отступил, а Шарифи сняла свою кандидатуру и устроилась на исследовательскую работу в частном секторе.

Но от университетов Кольца и исследовательских центров до копания в шахте прошло много времени. Чем в действительности занималась Шарифи в «Анаконде»? Что могло оправдать такой риск? Ведь она, как и любой с Мира Компсона, знала, что могло произойти.

Ли взяла со стола записную книжку в кожаной обложке и полистала ее. В клапане за первой страницей обложки было полно визитных карточек, а из-за складки мягкой кожи, куда обычно кладут блокнот или ручку, выглядывал кусок помятого картона. Ли взяла его, ощутив пальцами непривычную бумажную поверхность, и поняла, что видела что-то подобное и раньше. Это была квитанция, которые выдают за аренду камеры хранения или при отправке посылки на грузовом корабле. Число, напечатанное на лицевой стороне, могло быть номером камеры хранения или номером посылки. Она перевернула картонку, чтобы найти название корабля, но там была только восьмиконечная звезда с буквой М посередине.

Ли положила квитанцию обратно за обложку и пролистала записную книжку до конца. Внутри было с полдюжины микрофиш, лежавших вперемежку со счетами, с лабораторными заметками, журналами наблюдений, адресами, расписаниями встреч. Она попыталась просмотреть страницу с расписанием встреч, но получила вежливое и бесстрастное уведомление о том, что в доступе отказано. Тогда она зашла в операционную базу записной книжки и нашла хешированный журнал, откуда извлекла пароль Шарифи без особых усилий. Ли улыбнулась, испытав неожиданное глупое удовлетворение от этого расследования – ведь какой бы умной ни была Шарифи, она, по крайней мере, была достаточно человечной, чтобы совершать такие элементарные ошибки в мерах безопасности. Возможно, Ли действительно смогла бы подняться до ее уровня.

Она просмотрела ежедневные записи, нашла записи обычных встреч и памятки, беспорядочные пометки, имена, потокопространственные координаты. На одной из страниц был список имен, среди которых она не нашла ни одного знакомого. На другой был длинный, написанный мелким почерком текст, оказавшийся записью разговора о протоколах передачи данных с кем-то, чье имя Шарифи по невнимательности или, возможно, специально опустила.

Ли просмотрела страницу с датой смерти Шарифи. Ничего. На листе с предыдущей датой на строке, помеченной семью часами вечера, была написана буква В. Слишком поздно для делового свидания. Ужин?

Прямо над буквой рукой Шарифи было написано несколько спин-адресов в Кольце, а рядом имя Джилли и слово, заставившее Ли насторожиться: «страховка».

«Живая» стена в квартире Шарифи оказалась там, где никто не подумал бы ее поместить, – на двери туалета. Вероятно, это было какой-то недалекой выдумкой, затеянной для сокращения непроизводительной траты времени работниками станции.

Ли включила стену, открыла потокопространственную директорию и увеличила светящийся сегмент зоны Либре.

Адрес привел ее в «НауНет Сайенс Паблишинг Дивижн, С. А.», на четыреста тридцать восьмой этаж здания Пан-Американ Билдинг, на Авенида де лас Америкас. «Должно быть, там прекрасный вид, – подумала Ли. – А месячной аренды хватит, чтобы выплатить государственные долги половины планет Периферии».

Она сверила офисную директорию «НауНет» с записанными файлами контактов Шарифи и в считанные секунды обнаружила то, что искала: звонок Шарифи за день до смерти некой Джиллиан Гоулд, главному редактору по науке. Она прочла адрес Гоулд вслух, приказала стене соединить ее и стала ждать, от нетерпения пристукивая ногой, пока маломощная станционная сеть устанавливала связь с серверами Кольца и перезагрузки ВР-систем.

Наконец на экране расцвел логотип «НауНет», и сразу же за ним возник двухмерный образ симпатичного молодого человека, сидящего за подозрительно аккуратным письменным столом. На нем был неизменный для Кольца деловой синий костюм, а на шее – тугая сетка ритуального племенного ожерелья из костей и стекляруса.

Ожерелье было копией; никто из тех, кто жил на зарплату, не мог позволить себе подлинные предметы с Земли. Но и хорошие подделки тоже были дорогими. Короче говоря, перед ней был реальный образ перспективного младшего редактора.

– Офис Джиллиан Гоулд. Могу я поинтересоваться, кто на связи? – быстро произнес он тоном, говорившим, что только избранные могут спрашивать Джиллиан Гоулд без предварительной договоренности.

Затем он посмотрел на монитор и почти подпрыгнул в своем эргономично-правильном кресле.

– Доктор Шарифи! Извините. Если вы подождете минутку, то я вызову ее с совещания.

Ли заморгала от неожиданности, но он удалился до того, как она смогла ответить. Она открыла доступ к регулировке стены и поняла, что Шарифи активировала программу экстраполированной презентации – потокопространственный интерфейс, который при включении демонстрировал только тщательно причесанную голову и позволял участвовать в деловой встрече в шортах или одновременно завтракать. Ли помедлила и дезактивировала программу в тот момент, когда на экране появилась Гоулд.

У Гоулд были отличная осанка и лицо с особым англосаксонским выражением. Ли никогда не удавалось ничего прочесть на таких лицах. На ней было надето такое же ритуальное ожерелье, как у ее помощника. Только ее ожерелье было подлинным. Наполовину его прикрывала дымчато-серая льняная блузка. Но кость была настоящей, стеклярус сделан из антикварного бутылочного стекла, а узелки завязаны вручную какой-нибудь обнаженной до пояса старухой из культурного заповедника в зоне южнее Сахары. И все это доставили на орбиту за деньги, которые Ли с трудом себе представляла. Никому не удавалось выглядеть так богато, как богатым либералам.

– Ханна! – сказала Гоулд, улыбаясь. И увидела Ли. Улыбка исчезла, словно кто-то выключил свет.

– А это что еще такое? – спросила Гоулд, ее голубые глаза своим холодом могли заморозить текущую воду.

Вместо ответа Ли провела своим удостоверением у сканирующей пластинки внизу экрана.