****

В казарме постоянно творился гвалт, но относительный порядок. Бугор следил за санитарной обстановкой и дисциплиной строго.

Ну так уж заведено у нас, что слабый всегда тянется к сильному, поэтому мои лепшие кореша Шкаф и Ботан, перетащили свои матрасы поближе ко мне. Мне это конечно же льстило. Мое чувство значимости было приласкано этим вниманием.

Остальные, с кем я успел перезнакомится в «спорт зале» оставались на своих местах в своих старых компаниях. Мы, конечно же милые ребята, но плотно общаться с нами – чревато боком. Из нас троих начала формироваться каста отверженных. Мы люди, даже в таком незамысловатом обществе неприкосновенные. Шаг влево, шаг вправо и всё. И с этим надо было что-то делать. Я уже знал, что и как.

Мелкий гаденыш, который сопровождал меня и Бугра к знахарю, несмотря на шакальи инстинкты, обладал еще и сверхъестественным чутьем видимо, впрочем, как и все подобные типы, и понимал, что его выпады в мою сторону могут плохо для него, кончится. Шакалил в открытую и тайно. Угодливо хихикал кому требовалось и гадил всем остальным, кто себе позволял такое обращение.

Меня он невзлюбил сразу же, и это чувство, впрочем, было взаимным.

Я не удивлюсь, да что там, я уверен, что это он науськивал и настраивал против меня всех, кого только мог. Такие это умеют. Во всяком случае Кубика, который был дворовым гопником в той и этой жизни, настроил против меня точно он.

Дебильный и истеричный смех из различных компаний преследовал меня целый день из всех углов казармы. Присматриваются, пока не знают как им вести себя со мной.

Втроем, своей компанией расположились на полу на матрасах. Зимы здесь в Стиксе никто и никогда не видел. Вечное лето с продолжительными дождями и духотой.

Кубик, подошел к нам с деланно безразличным видом. Компании в казарме не оборачивались на происходящее, но я знал, что все, до последнего человека внимательно наблюдают за происходящим.

В глаза он по своему обыкновению не смотрел. Спросил тоном и голосом таким громким, что бы слышали окружающие:

– Слыш, Пустой… ты по старой работе не скучаешь? Может здесь полы мыть начнёшь?

Мыть полы в казарме, назначались самые косячники… Те, кого не брали «на дело» в город, и что бы как-нибудь заработать себе на живчик, соглашались на любой труд. Из жалости их оставляли в казарме. Да и кроме них, кто на такой труд подвяжется? Полезные парни, с одной стороны. Некоторые становились полотерами специально, лишь бы никогда не выходить за стены Стаба. По неписанным законам люди из этой касты неприкосновенных обитали рядом со входом в туалет.

– Задницу тебе не выбрить? Вдруг мужу твоему волосы мешают? – не меняя позы на матрасе ответил я.

Гы-гы-канье от ближайших компаний, показало, что за разговором и правда следили.

Кубик, начал заводится, как во время нашей первой встречи. Глаза в квадратной башке налились мгновенно кровью, тело как-то мелко затряслось.

– Ты чё… сука… да я…

Вся казарма притихла и ждала продолжения. Кубик не был великим авторитетом, но от моей реакции зависела моя дальнейшая судьба и вопрос жизни или жалкого существования.

Я знаю как никто другой, о том, что значит быть жалким!

Словно бы нехотя поднявшись на ноги, я сделал шаг к Кубику, якобы для продолжения разговора и хлопнул с силой, без размаха, своими двумя ладонями по его ушам. В принципе, на этом вся драка и могла закончится. Но я распрямил его согнувшееся от боли пополам тело и нанес несколько ударов коленями по ребрам. Гопник, опустился на колени по-прежнему, закрывая ладонями уши и стараясь прикрыть локтями корпус. Он не кричал, просто шипел сквозь стиснутые зубы.

Схватив его за голову и отойдя от него на шаг назад, я с силой, приложил его об пол. Тот явно не ждал такого и нос свой сберечь не успел. Хруст поломанного хряща и кровь, мгновенно брызнувшая в разные стороны, была доказательством перелома. Очаровывать ему тут все равно некого, а живчик, пусть и разбавленный, быстро все вернет на место. В этом вся проблема. Нельзя мне останавливаться на пол дороге.

Подпрыгнув, я приземлился одной ногой в тяжелом строительном ботинке на его голову.

Несколько раз, поднимал его и ставил на ноги. Бил по лицу так, что порвал шеку и губы. Пинал ногами не хотевшее терять сознание тело уже похожее на жертву нападения зараженного. Садился на него сверху и бил кулаками по чему то, что раньше было лицом. Снова пинал ногами, гоняя его по всему полу.

Несколько человек подскочило на ноги явно пытаясь то ли нас разнять, то ли меня прибить. Шкаф, среагировал мгновенно, вскочив на ноги то же. Глядя на его фигуру, желающие разнять бойню, остыли. Сзади него, маячила фигурка Ботана, который явно не знал, что ему сделать, встать с свирепым выражением лица за Шкафом или выбежать из казармы.

Бугор, сидя на своей кровати, чуть заметным движением рук, остановил было подорвавшихся наводить порядок в казарме подчиненных и с неодобрением молча смотрел на происходящее нарушение порядка.

Мне не жалко было Кубика абсолютно. От слова абсолютно. Я просто начал уставать. Перевернув его лицом вниз, я вытянул и выпрямил ему правую руку, повернув ее локтем вверх, держа ее кисть распрямленной на чуть согнутом колене своей ноги, а затем с силой ударил ладонью по его локтю. Вот здесь точно был «характерный хруст», еще какой хруст! Резкий и протяжный вопль Кубика, убедил меня, что отбитая тушка еще жива.

На этом, пожалуй, все.

Демонстративно обернулся к переставшему шуметь населению казармы и с вызовом оглядел всех. Мол, что-то не так?

Поймал на себе самые разнообразные взгляды в диапазоне от не скрываемой ненависти, до страха. Большинство, просто опустили очи долу.

Смывая с рук кровь стоя у рукомойника, обернулся к подошедшему Бугру.

Тот равнодушным голосом, без всяких интонаций спросил, моя руки у раковины:

– А может зря ты его так сильно…?

– Не зря, еще как не зря, – ответил я.