Поэтому я сам хочу пристроить платок в добрые руки. С твоего одобрения, разумеется. Он уйдет за хорошие деньги. Как ты на это смотришь? Разумеется, я отблагодарю тебя за… скажем… поддержку.

– То есть Эдуард не должен узнать, что упустил редкую находку?

– Да, ты все поняла правильно. Я специально сказал ему, что платок не представляет особого интереса. И тебя попрошу молчать.

– Мы редко видимся.

– Это не мое дело.

Наташе все это очень не нравилось. Она была знакома и с Эдиком, и он в какой-то момент даже предлагал ей встречаться. Наташа тогда отказалась. Красавца Кумарчи рядом с собой она просто не представляла. Он был не ее человеком. Но то, о чем говорил Мигунов, повергло ее в легкий шок. По сути, он попросту обманул их общего знакомого, и хоть она и слышала о том, насколько жестокие истории разыгрываются в закулисье антикварного мира, но сама ни разу с подобным не сталкивалась.

– Послушайте, Михаил Иванович, – вкрадчиво начала она, – я ведь сначала подумала, что эта вещица попала к вам через клиента. Решила, что вам просто интересно мое мнение. Не более, понимаете? Спасибо за откровенность… Я правда ценю, но…

Мигунов почувствовал, как кровь постепенно начинает приливать к лицу. Та легкость, с которой он сорвался из дома среди ночи, уже давно растворилась в сильной усталости, от которой нельзя было скрыться ни с помощью отдыха, ни с помощью таблеток ‒ то бушевала внутри его измученного тела болезнь, от которой он должен был умереть. На душе вдруг стало паршиво, будто бы он сделал что-то скользкое, мерзкое и тайное, но когда совершал поступок, то чувствовал себя правым, а сделав, осознал всю подлость своих действий, но утратил смелость признаться себе в содеянном.

Что двигало им в тот момент, когда он внезапно решил заполучить себе то, что ему принес Эдик? Ответ был ему известен: Михаил Иванович не хотел умирать. Он просто не был готов к этому. На вырученные за платок деньги он мог бы отправиться в Израиль, сначала на ПМЖ, а там уже и на лечение, а просить у Эдика в долг он не мог и не хотел. Нужной суммы у того все равно бы не оказалось.

Едва прикоснувшись к тряпочке из гладкой выцветшей ткани, Мигунов сразу понял, что перед ним шанс одним махом решить все проблемы и успеть-таки отодвинуть момент, когда его сердце простучит прощальное «адьес».

– Ладно, – прошептал он. – Другого от тебя и не ждал. Только запомни, душа моя, простую вещь: ты и сама о себе не все знаешь. Если что-то пойдет не так, как ты задумала, то, поверь, ты откажешься жить по тем правилам, которым нас учат в детстве. Да-да, я про честность, про верность и про все остальное. Ладно. Я понял тебя. Дай несколько минут, и я уйду. Все не так плохо, не переживай.

– Да я не переживаю.

– Не ври хоть себе, Наталья. Я же все вижу.

Он откинулся на спинку дивана и закрыл глаза, отчаянно сожалея о своей откровенности.

Верхний свет Наташа не включила, и Мигунов с тоской подумал о том, что впереди его ждет трудный путь до дома.

– Оставайтесь до утра, – просто предложила Наташа. – Я лягу в другой комнате.

– Нет. Поеду.

Наташа сделала последнюю попытку сгладить ситуацию.

– Михаил Иванович, не надо так, – попросила она. – Да и куда вы сейчас? Оставайтесь. Постелю вам на диване, он у меня удобный. Утро вечера мудренее.

Мигунов с трудом поднялся с дивана. На его лице Наташа заметила горькую улыбку безумно уставшего человека.

– Не нужно, Натуль, – сказал он. – Все у нас с тобой в порядке, не бери в голову. Завтра ко мне человек должен приехать, я хоть подготовлюсь. Да и не люблю ночевать в гостях, ты уж прости. И кошка без меня спать не ляжет.

– Нет у вас никакой кошки.

– Все-то ты знаешь…

Наташа поняла его, потому что они были очень похожи. Поэтому больше она его не уговаривала.

Утро следующего дня было пасмурным, но дождем и не пахло. Эдик стоял на балконе, прикуривая первую за день сигарету, и пытался оценить масштаб трагедии, наблюдая за прохожими. Половина из них нацепила легкие куртки, а у кого-то даже болтались на запястье зонты.

Он плохо спал этой ночью. События вчерашнего дня, как ни странно, занимали больше мыслей, чем положено, и Эдик не мог понять природу этого явления. Ну, принесли ему клиенты товар, ну, попросил он оценку у Мигунова ‒ и? Не раз так делал. Но почему сейчас дума не на месте?

Он вспомнил, как дядя Миша склонился над столом и принялся водить лупой над носовым платком. Эдик еще обратил внимание на его руки ‒ Мигунов с силой прижимал к столу жемчужины кончиками пальцев, чего в принципе делать было нельзя. Каждая вещь имеет свой срок годности. Убивает ее не только процесс эксплуатации, но и, как бы это высокопарно ни прозвучало, само время. Ткани истончаются, металл становится хрупким, стекло покрывается мелкими трещинами, а бумага высыхает и превращается в пыль. Обращаться с предметами старины нужно крайне аккуратно, потому что, даже если они выглядят как новенькие, то это ведь только на первый взгляд. А дядя Миша будто забыл об этом, но Эдик тогда ему ничего не сказал. Привык, что тот все знает лучше него.

Вернувшись накануне вечером домой, он целый час просидел в интернете, изучая виртуальные музейные каталоги и стоковые фотографии с изображением изделий из шелка различного пошиба, выставленные владельцами раритетов.

И ему удалось кое-что узнать. Во-первых, двадцать тысяч рублей за подобную тряпку ‒ это очень мало. Во-вторых, она может представлять серьезную ценность, и далеко не на любительском уровне. Бери выше: похожих носовых платков в мире сохранилось очень мало, и они выставлялись на мировых аукционах. Легкая ткань и жемчуг украшали отнюдь не платья бедняков или даже представителей среднего класса. Ничего подобного. Эдик отчетливо чувствовал «дыхание» монархии, но понятия не имел, как это узнать точно, потому что дядя Миша в эксперты уже не годился, а сам Эдик был не силен в исследованиях. Ему попросту не хватало знаний.

Эдик докурил, вернулся в комнату. Глянул на часы, моментально оделся, пригладил волосы массажной щеткой и быстро почистил зубы. Кофе решил купить по пути. Магазин нужно было открывать через пятнадцать минут. Стоило поторопиться.

Уже сидя в вагоне метро, Эдик твердо решил отказаться от предложения дяди Миши и забрать у него то, что привез. Он сразу же отправил ему