Или, что парадоксально, они могут уйти в другую крайность и начать верить всем подряд, страстно желая найти того, кто позаботился бы о них, при этом игнорируя предупреждающие знаки и в результате сходясь с людьми, которые опять сделают из них жертву. Женщины, которых не защищали в детстве, не верят, что достойны быть любимыми: на подсознательном уровне они думают, что если бы действительно были достойными, то матери не допускали бы измывательств над ними. «Я не верю, что со мной случится что-то хорошее», – говорит себе женщина, которую не защищали в детстве.

«Меня не полюбит хороший и добрый человек». Многие взрослые, подвергавшиеся насилию в детстве, подсознательно тянутся к людям и манере поведения, знакомым с детства. А для таких дочерей, как Ким, это часто означает неуравновешенного и потенциально опасного партнера.

В колледже Ким встретила Алекса, умного и общительного студента, изучавшего бизнес. Она сказала: «Мне казалось, что жизнь наконец-то налаживается. Появился человек, который на самом деле меня полюбил». И когда после года отношений он сделал ей предложение, она ответила восторженным согласием, хотя уже замечала намеки на его взрывной характер, что беспокоило ее с самого начала.

Ким: «Оглядываясь назад, я вспоминаю те мгновения, когда понимала, что будут неприятности. Он мог накинуться на официантку, потому что еду принесли несколькими минутами позже, чем ожидалось. Или вступить в словесную перепалку с сумасшедшим на улице вместо того, чтобы просто пройти мимо. Меня тревожило такое поведение, но это случалось не часто, поэтому я все списывала на то, что у него был плохой день».

Ким наблюдала зачатки его вспыльчивости, и они пугали ее, но она смогла приспособиться к ним: не стоит недооценивать силу привычки. Однако то, как к ней относились в детстве, не до конца ее сломало; определенная часть ее личности осталась сохранной, и именно она позволила Ким разглядеть настоящего Алекса.

Это спасло женщину от нескольких лет брака, когда ярость Алекса с ревом обрушилась на нее.

Ким: «Я многое прощала Алексу. Он был нормальным, пока был трезв, но, начав много пить, он стал отвратительно себя вести. У него был ужасный характер, пугавший меня после рождения Мелиссы. Когда он злился, он становился похожим на моего отца. Однажды она пробил стену кулаком и разбил наш самый красивый сервиз, потому что ему не понравилось, что я сделала на ужин. Когда это случилось, я поняла, что надо подавать на развод, чтобы защитить себя и свою дочь. Я поклялась, что не буду вести себя по отношению к ней так, как вела себя моя мать по отношению ко мне».

Бросив Алекса, Ким повела себя твердо и мужественно. Ей стало страшно, насколько близка оказалась она к тому, чтобы на нее снова подняли руку, и насколько близка оказалась ее дочь Мелисса к тому, чтобы расти с насилием в доме. Ким нашла группу поддержки жертв насилия в детстве и «проглатывала» одну за другой книги по теме. Она обнаружила, что не одинока, и черпала новые силы из общения с единомышленницами, понимающими, через что ей пришлось пройти.

До недавнего времени Ким полагала, что оставила прошлое позади. Она стала успешным писателем, а ее второй муж Тодд, успешный аптекарь, с нежностью относился к ней и Мелиссе. В ее жизни было много радостей, но болезненный конфликт с Мелиссой очень тревожил ее.

Прежнее решение, которое в свое время помогло пройти через трудный период: «Я никогда не стану такой, какой была со мной моя мать», – сейчас вновь напомнило о себе. Ким опасалась, что если не будет постоянно следить за дочерью, то обязательно превратится в подобие собственной матери. Поэтому, в противовес своему страху, она установила жесткую дисциплину и гиперопеку. Старый вопрос о доверии опять был актуален, и хотя разумом она понимала, что Мелисса – девушка ответственная и уравновешенная, все же ожидала от нее худшего. Женщина просто не знала, как найти золотую середину.

Когда мы начали прорабатывать ее проблему вместе, Ким постепенно осознала, что именно перенесенные ею в детстве ужасы оказались у истоков тревожности по отношению к дочери. И то и другое стало беспокоить ее значительно меньше после того, как мы освободили ее от боли и влияния прошлого. Ким смогла ослабить контроль над Мелиссой, и с течением времени, благодаря доброй воле обеих сторон, им удалось восстановить любящие отношения, об утрате которых Ким так беспокоилась.

Нина: когда жертва становится злодеем

Многие незащищающие матери довели до ужасающего совершенства умение оправдывать насильственное поведение, обвиняя дочь в том, что она сама его «спровоцировала».

На первом сеансе Нина, сорокавосьмилетняя женщина, работающая системным аналитиком, рассказала, что хочет научиться лучше ладить с людьми и повысить самооценку. Невысокая и морщинистая, с седыми волосами, убранными в косу, и без намека на макияж, она никогда не была в серьезных отношениях.

Я спросила ее, какой она видит себя.

Нина (опустив глаза): «Я невзрачная и неуклюжая. Нос у меня слишком большой, а глаза слишком близко посажены. Никто меня не полюбит. Стоит только посмотреть в зеркало – это сразу видно».

Я сказала ей, что зеркало нейтрально. Оно не говорит: «Ты невзрачная» и «Никто никогда тебя не полюбит». Но она регулярно слышала эти слова от отца и от матери.

Нина: «Дома я была белой вороной. Они хотели красивую блондинку, а я уродилась низкой, темноволосой и нескладной, всегда обо что-нибудь спотыкалась. Дело в том, что у меня заболевание суставов, и в детстве из-за этого я была очень неуклюжей. Я постоянно падала. Суставы были нестабильны, но причину я узнала не скоро. Мама не особо верила в докторов. Она говорила: “Ты постоянно падаешь, чтобы привлечь внимание и спровоцировать отца”».

«На что?» – спросила я.

Нина (после долгой паузы): «Избить меня. Он начал бить меня, когда я падала. Он говорил, что я все делаю нарочно. Потом он бил меня всякий раз, когда у него было плохое настроение. Кулаками. Ремнем… Я боялась падать, но не могла это контролировать. Когда я была маленькой, сидела в комнате, пока он не уйдет на работу, чтобы не встречаться с ним».

Как большинство незащищающих матерей, мать Нины стала жесткой и критикующей, перекладывая вину на дочь, чтобы оправдать свою трусость и пренебрежение. «Перестань огорчать отца, – говорила она испуганной дочери. – Перестань говорить о нем плохо, я не хочу это слышать». Она поддерживала жестокое поведение мужа и разрушала психику дочери, говоря ей: «У тебя нет сочувствия, он работает как проклятый. Ты не знаешь, что значит иметь семью».

Низ – это верх, а верх – это низ: все не так в этой извращенной логике домашнего насилия. Маленькая Нина, со своим слабым здоровьем и нелеченым физическим отклонением, стала «злодеем», а отец – «жертвой», хотя его собственный ребенок боялся и прятался от него. «Будь с ним помягче, улыбайся и говори “Доброе утро”», – поучала мать. Нужно было улыбаться человеку, избивавшему тебя.

А в это время мать разрушала самооценку дочери.