Кстати, насчет ночи – а она ведь прошла. На дворе стоит ясный день, и, судя по углу наклона солнечных лучей, пробивающихся в щелку между створками дверей, и внутренним ощущениям, он даже не в разгаре, а приближается к вечеру.

Это сколько же Трэш провалялся вот так, на всеми видном месте, посреди дороги, где разъезжают непонятные машины?!

Великое чудо, что его до сих пор не добили. Вот как можно пережить такие трудности и в итоге вести себя столь беспечно? Холод и усталость – не оправдание.

Глупо. Крайне глупо.

Трэш, стараясь двигаться аккуратно, дабы не выдать себя хрустом раздавливаемой сантехники, пробрался к дверям, посмотрел через щелочку между створками и не увидел за ней ничего подозрительного: ровная лента дороги уходит вдаль; те самые тополя, к которым он вышел в пропитанном водой мраке, тянутся вдоль нее одним реденьким рядком; асфальт успел просохнуть.

Да уж, и правда кучу времени потерял.

Уши, похоже, оголодали и начали капризничать, как и все остальное, поэтому работали скверно, ничего не подсказывали. Так что Трэш не торопился выбираться, колебался. Даже начал подумывать, что лучше остаться здесь до темноты, она прикроет его рывок к лесополосе, примеченной по другую сторону от дороги. Но этот вариант не понравился, ведь кто знает, что за люди здесь разъезжают, вдруг они решат проверить фуру.

В то, что вернется водитель, после найденных ночью развороченных автомобилей и человеческих останков не верилось совершенно. Непонятно, что здесь происходит, зато понятно, что просто так машины посреди дороги бросать не станут (а уж свои кости – тем более).

Наконец, набравшись решимости, рывком распахнул обе створки и спрыгнул на асфальт.

Пожалел об этом тут же, причем сильно. Спину при приземлении свело столь неистовой судорогой, что Трэш непроизвольно засипел, заскулил, выгнулся затылком назад, припав на колено. Выматывающий приступ, набросившийся ни с того ни с сего, сдавал позиции неохотно, отпускал понемногу, неспешно, растягивал извращенное удовольствие, уподобившись мучителю Мазаю.

Трэш, приняв позу покалеченного морского конька, все еще продолжал постанывать, неуклюже пятясь в сторону зарослей, когда до ушей донесся угрожающий звук. Резво развернулся и неприятно поразился – фуру объезжала машина: темно-синяя, легковая, низко посаженная. Водитель и пассажир таращились на возникшее перед ними чудище глазами, по размерам превосходившими рекордные тыквы, а когда проскакивали мимо, чуть шеи не свернули, изворачиваясь, чтобы не потерять из виду.

Проклиная невыносимую судорогу, так некстати отключившую слух, Трэш поковылял на ватных ногах в сторону лесополосы, на ходу поскуливая от боли и, несмотря на это, с недоумением размышляя над очередной странностью.

Проехавшая машина похожа на те, которые он находил брошенными неподалеку. Ни намека на неброскую пятнистую раскраску, нет сеток на окнах, стальных пластин, шипов и прочего, чего хватало на транспорте преследователей. Те немало усилий потратили на его неказистую переделку, а здесь ощущалась первозданность замысла, а не его уродование. Пассажир и водитель одеты в легкомысленные легкие рубашки, а не камуфляж или кожу, вооружения Трэш у них не заметил и по всем подмеченным признакам предположил, что у них его нет.

Чудные какие-то, совсем на Мазая и прочих непохожие. Может, зря он так торопится к зарослям, может, они ему не враги?

Нет, нельзя быть настолько доверчивым, ведь ситуация полностью непонятная. Уж лучше поспешить, не стоит дожидаться, когда шкура украсится новыми отметинами, ему и старых хватает.

До поросли молодого ясеня Трэш добрался вовремя – мимо, не заметив его, проехала еще одна машина, выглядевшая настолько же абсурдно-мирно на дороге, заваленной разгромленным транспортом и человеческим останками. Он разглядел пожилую женщину на пассажирском сиденье. Даже не понял, кто это, но внутренний голос подсказал, что до этого их не видел, мучили его исключительно мужчины.

Или видел, но забыл, с памятью у него несомненные проблемы.

Начал было думать, в какую сторону податься, но тут случилось одновременно два события: с той же стороны появилась очередная машина, такая же легкомысленная, а правее, метрах в ста, из лесополосы на дорогу выскочили два крайне странно выглядевших человека. Оружия не видно, одежда не выглядит воинственной – легкие и местами цветастые тряпки, причем сильно грязные и мятые, у одного к тому же ноги голые. Движения у обоих дерганые, проворно крутят головами, будто насторожившиеся птицы.

Люди мчались наперерез крохотному автомобилю, а тот, подъезжая, загудел двигателем, торопясь нарастить скорость. Трэш понял, что безобидная с виду парочка намеревается атаковать машину, и это крайне его удивило – он совершенно не понимал, что здесь происходит.

Странные люди вдруг резко остановились у обочины, обернулись в сторону лесополосы и, потеряв всякий интерес к машине, начали вести себя столь же необъяснимо. Они будто принюхивались, то и дело скользя взглядами по кустам, за которыми засел Трэш.

Молодая женщина в предельно короткой ярко-красной юбке с уродливо свалявшимися волосами вдруг замерла, протяжно, с нотками тревоги заурчала.

И тут прямо в голове послышался монотонный голос:

– Не ешь меня. Еды много, еда близко, еда вкусная. Я невкусная, не ешь меня. Вкусную еду ешь. Вкусной еды много, ее на всех хватит.

Пораженный до глубины души столь удивительным способом коммуникации, Трэш не удержался и произнес в ответ:

– Как ты это делаешь?!

Из глотки, естественно, не вырвалось ничего, кроме бессмысленного урчания, но женщина поняла, ответила мгновенно:

– Что я делаю? Я иду туда, где появилась вкусная еда. Все туда идут. Приду туда и стану есть вкусную еду. Еды много, еда вкусная. Не ешь меня. Я – невкусная еда. Ешь вкусную. Много вкусной еды. Она рядом, ее много.

– А как ты говоришь со мной?

Женщина продолжала урчать столь же бессмысленно, как и Трэш, но фразы при этом звучали вполне осмысленно, пусть и примитивно.

Вот только уши в диалоге не участвовали, это походило на прямой обмен мыслями, где урчание – всего лишь не играющий роли фон.

– Я говорю. Я умею говорить. Я полезная, я могу сказать, где много вкусной еды. Он не может. Съешь его, не ешь меня.

Это как понимать? Неумытая дамочка предлагает Трэшу полакомиться своим спутником? Похоже на то. Да она совсем спятила, вон даже отстранилась от него и продолжает урчать, будто заведенная:

– Совсем глупый, совсем не говорит. Есть умеет, говорить не умеет. Бесполезный. Съешь его, а я пойду дальше. Еда нужна, пойду к еде. Там ее много, там еда вкусная. Всю не съем, завтра доедать буду.

– И где же это у вас так весело? – заинтересовался Трэш.

Вопрос питания волновал его чрезвычайно.

– Там, близко. Хорошая еда, много еды.