— Не выдумывай. — Отмахнулся я. — Этим тварям вода нужна. Не прячутся они на чердаках.

— Ага. — Не отрывая взгляда от дыры, заговорил Сюндель. — Именно тот случай. Ты их ласты видал? Не залезть ластоногим. Лишенец на чердаке за тырился. Слезай сучара!!! — Выкрикнул здоровяк в черноту.

— Не сотрясай воздух. — Михалыч встал под дырой с жестяной банкой в руках. — Выкурим крысу из норы. Дымка понюхает сам слезет.

— Откуда дымок? — Спросил я, поглядываю на костёр. Где он дым возьмёт? Можно конечно матрац поджечь, только нельзя этого делать. Сами задохнёмся, на чердак забросим, часовню сожжём.

— Щас увидишь. Гляди внимательно и засекай время. Пять минут и крыса вылезет. Не стрелять. Живым возьмём.

Банка изрыгая клубы дыма, улетела на чердак. Мы отступили и разошлись по сторонам.

Ждать довелось не долго. Сюндель не успел выкурить сигарету, как наверху что-то загрохотало. Очень похоже на свалившийся шкаф, гупнуло, да так сильно, что с потолка осыпалась штукатурка. Послышался кашель, и уже через минуту, из дыры вывалился клубок лохмотьев и банка, та что изрыгает дым.

— Вот и крыса. Сейчас поглядим кто тут у нас. — Сюндель схватил банку и отбросил к стене. Ухватил гору тряпья что свалилась и потащил к костру. Тряпьё зашевелилось, Сюндель выругался и стукнул кулаком.

— Кто это? — Спросил Гунька, не решаясь подойти ближе. Гора лохмотьев и рванья лежит неподвижно.

— Ещё одна поделка вашей природы. — Михалыч ловко, брючным ремнём связал пленнику руки. Перевернул на спину, придавил коленом и принялся ощупывать.

На свет костра упали две перламутровые ракушки, клубок разноцветных верёвочек с узелками, кривой, изрядно сточенный нож и деревянная ложка.

— Что за. — Сюндель закашлялся, помахал рукой, разгоняет дым. Банка дымит пуще прежнего, едкое облако доползло к нам. — Двери. — Сдавленным горлом прохрипел Сюндель. — Откройте дверь.

Все рванули к выходу. Огня нет, но дым валит отовсюду. Самым прытким оказался Гунька. Снял засов, отворил дверь. Следом за ним выбежал Михалыч.

Сюндель потерялся в дыму. Выволок Карлуху за шиворот. Мелкий конечно же проснулся, от тряски по ухабам да камням. Коротун хлопает глазами, не сопротивляется, но и мешок не бросил, тащит за собою.

Последним выбрался я, с винтовкой и пленником на плече. Странный он какой-то, этот клубок лохмотьев, размером невелик, и весит всего ничего.

На улице ночь, луна светит, да так ярко, что можно гулять. Не собьешься с пути и в яму не свалишься, редкий случай ясная ночь в наших краях

В горле першит, глаза жжёт, кашель раздирает грудь. Сбросил ношу, упал на колени и свалился в мокрую траву. Дышать тяжело, горло спирает кашель. Глянул на колокольню, кто-то перебирается по крыше. Глаза слезятся, померещилось.

— Лишенец. — Прохрипел Сюндель. Тычет пальцем на дверь. — Там он, там. — Хрипит Сюндель, хватает Гуньку за руку.

— И что? — Гунька плюётся, стоит на четвереньках.

— Пропадёт. — Чихая, кашляя и отплёвываясь, Сюндель пополз к часовне.

— Стой! — Ухватил я его за ногу. — Стой. Здесь он. Здесь.

— Ага. — Кивнул здоровяк и распластался, уткнулся лицом в холодный, сырой песок. Не знаю почему, но именно так дышится легче.

Не пойму я его, хоть убейте не пойму Сюнделя. Только-только стукнул, да так что горемыка и трепыхаться перестал. А сейчас, сам едва шевелится, но ползёт в дым. Переживает, волнуется. С чего вдруг?

Кашляю я, да так что кишки выворачивает. И не я один, все кашляют. Вру, Гунька бодрячком ходит. Любопытно ему откуда столько дыма? А вот мне другое интересно, когда это всё закончится? В горле першит, из глаз слёзы катятся.

Карлуха ползает на карачках, плюётся, плохо ему. Михалыч зашёлся кашлем, отплёвывается. Все трут глаза и только пленник лежит тихо. Может помер?

Глаза печёт, чем больше трёшь, тем сильнее жжёт. Слёзы так и текут и что с этим делать ума не приложу. А тут ещё от болота раздались громкие протяжные рыки и вой. Орёт кто-то не своим голосом. Он орёт, а в ответ рычат, воют. Никак змееголов обходит свои владения? Поймал горемыку, рвёт на куски.

— Бродяга. — Позвал Гунька и тронул за плечо. — Уходить нужно. Прятаться. — Попивает Гунька водичку из фляги и по сторонам озирается.

— Без тебя знаю. — Забрал у Гуньки воду, попил, умылся.

— И куда пойдём? — Приятель вертит головой, ищет где

можно укрыться? Куда не глянь высокая трава, кусты и сухие деревья. Из всех дыр часовни валит дым. — Может, обратно вернёмся?

— Может и вернёмся. — Прохрипел я. Горло уже не дерёт, да и глаза чешутся куда меньше чем прежде. Осмотрелся, но ничего нового не увидел, поднялся и побрёл к двери, заглянул. Дыма чуть меньше, но соваться туда рано. Вот так Михалыч, вот так удружил. И куда теперь бежать, где от змееголова прятаться?

От болота снова раздались вой и рычание. Послышались крики о помощи. Может мне и показалось, но всё вокруг затаилось. Не слышно ночных птиц, не стрекочут свечки. А у воды, неподалёку от нас, кому-то совсем плохо, пропадает. Трещат кусты, что-то хлюпает.

— Так и будем сидеть? — Спросил Сюндель и протянул Михалычу флягу. Тот не взял, показал свою. — Надо бы помочь. — Предложил Сюндель.

— Кому? — Спросил Михалыч набрал в рот воды, пополоскал и выплюнул.

— Самим бы уцелеть. — Гунька стоит на пороге часовни. — Мужики! Наверное, уже можно. Дым почти выветрился.

— Вы, как хотите. — Сюндель отряхнул штаны и пошёл в часовню. Вышел оттуда с автоматом, прокашлялся. — Пойду я.

— Постой. — Не хочу отпускать Сюнделя. Попытался отговорить. — Это змееголов. Страшный зверь, опасный. Он шипаря, давит. От нас и мокрого места не останется. Понимаешь?

— Понимаю. И что? — Здоровяк передёрнул затворную раму, проверил оружие. — Там, живая душа пропадает. А мы как крысы, забились в угол и ждём. Чего ждём?

— А вдруг не успеем? — Пустил в ход последний аргумент. — И ему не поможем и сами пропадём.

— А давай попробуем?

И мы попробовали. Вдвоём, я и Сюндель. Михалыч забрал мою винтовку, отдал свой автомат и два заряженных магазина. Обозвал нас идиотами и запер часовню. Приятели остались по ту сторону двери, а мы с Сюнделем побежали на звуки борьбы и громкое рычание.

Трещат кусты, продираемся через стену колючек. Вышли к зарослям камыша. Не успели мы заприметить змееголова, как услышали хлопок выстрела. Интересный хлопок, необычный, точно кто-то стегнул плёткой. Пуля просвистела над головами, потом вторая, третья. Ещё один хлопок, четвёртая срубила камыш впереди. Пятая, срезала толстый стебель вершатника и шикнула в воду. Я пригнулся и прыгнул в сторону от греха подальше, уж больно близко вжикают пули. Это каким нужно быть идиотом, чтобы ночью стрелять? Не уж-то Михалыч или Гунька взобрались на колокольню оттуда и палят? Куда, по кому?