деда-декабриста, «патриарха» с белой бородой и черным чубуком[329]. — Поехала одна, угрызаясь, что еду чудной местностью (серебристые тополя, ивы, река, деревня), а дети в нашем заплеванном, сардиночном, в битом бутылочным стекле — лесу. Но узнав что моя бабушка 12 лет вместе с сестрами 14-ти и 16-ти во время польского восстания в Варшаве прятала повстанческое оружие (прадед был на русской службе и обожал Николая I), узнав себя — в них, их в себе — утешилась и в С<ергее> М<ихайловиче> и во всем другом. Об этом, Вера, только Вам. Это моя тайна (— с теми!).

Дату Музея еще не узнала и пока пишу без. Но до «Открытия» еще далёко и непременно воспользуюсь Вашими советами. (Ненавижу слово «пользоваться»: гнусное.)

Обнимаю Вас и люблю.

                                       М.

Впервые — НП. С. 431-435. СС-7. С. 252–254. Печ. по СС-7.

57-33. Н. Вундерли-Фолькарт

                         Милая, милая госпожа Нанни,

три Ваших подарка неспешно путешествовали за мною следом[330], пока, наконец, вчера вечером не настигли меня все разом словно три ангела, что идут за человеком и, как подобает ангелам, никуда не торопятся.

Я несказанно счастлива, даже более чем счастлива — насыщена счастьем, какое бывает только с Р<ильке>. (Счастьем — тоже не точно; быть может: родиной? Вы меня понимаете.)

Спасибо, спасибо, спасибо.

_____

А теперь — открытку в несколько слов: как Вам живется, каким было лето, какова осень, какой будет зима. Так долго — два года, наверное, — я не слышала Вашего милого далекого голоса. (Чем дальше — тем звучней!)

Люблю и приветствую, и бесконечно благодарю Вас.

                                       Марина

France, Clamart (Seine)

10, Rue Lazare Carnot,

7-го сентября 1933 г.

Впервые Небесная арка. С. 222. СС-7. С. 370. Печ. по СС-7.

58-33. В.В. Рудневу

Clamart (Seine)

10, Rue Lazare Carnot

9-го сент<ября> 1933 г.

                         Милый Вадим Викторович,

Посылаю Вам своего «Дедушку Иловайского», которого не приняли в Последних Новостях, как запретную (запрещенную Милюковым) тему[331]. «Высоко-художественно, очень ценно, как материал, но <подчеркнуто три раза>» — вот точный отзыв Милюкова. Если эта тема у Вас не запрещена, что* Вы скажете об этой вещи для С<овременных> 3<аписок>? Это — только I-ая ч<асть>, к ней приросла бы II-ая, где бы я дала арест; допрос и конец старика (1918 г. — 1919 гг.) и очень страшный конец его жены — как в страшном сне[332].

Вообще, мне бы для маленькой, по исчерпывающей повести — и даже были, которую я бы хотела написать об этом страшном доме, нужно было бы 2 листа. Дала бы судьбы детей, жен, — комнаты, жившие в таких домах не менее сильно, чем люди, дала бы огромный сырой (смертный!) сад, многое бы дала, чего здесь и не затронула. (Для газеты писать — одно горе! Все время считаешь строки и каждый раз — неверно! Но очень приятны растроганные отзывы (даже Бунина!) о моем «Музее», напр<имер>[333]. Значит, этот мир кому-то нужен.)

Если бы имя Иловайского кого-нибудь из Редакции устрашило или оттолкнуло (не думаю: вы все другого поколения, а Милюков с ним, очевидно, повздорил лично! Кстати, Иловайскому бы сейчас было больше ста лет!) Итак, если дело в имени, готова назвать вещь «У Старого Пимена» — по названию московского тупика, в котором он жил.

Мне очень жаль было бы, если бы эта вещь пропала, я над ней очень старалась, и тема, по-моему, стоящая. Ведь раз вещь кончилась, неужели она не вправе была быть? Раз она была <подчеркнуто два раза>.

Не понимаю политического подхода Милюкова к явлению, данному явно в области жизненной, человеческой и даже мистической. (Ведь мой Иловайский — жуток! Эту жуть, в истории его жен и детей, в их смертях — усилю.)

Очень жду Вашего ответа. Если были бы маленькие, чисто-словесные, загвоздки (там есть одно место насчет «либеральных гимназий») — отметьте сразу, если дело в словах и этих слов немного — пошла бы на уступки. Но на мой взгляд — все приемлемо, если только не оттолкнет имя, которого ни изменить, ни заменить не могу.

Рукопись посылаю только на просмотр и очень прошу, милый Вадим Викторович, вернуть заказным — в то*м или ино*м случае.

Сердечный привет. Довольны ли своим летом? Я писательским да, человеческим — нет: до тоски хочется новых мест, и не столько новых, как — просторных!

                                       МЦ.

М<ожет> б<ыть> скоро будем соседями.

Впервые — Новый журнал. 1978. С. 194–195 СС-7. С. 445-446. Печ. по кн.: Надеюсь — сговоримся легко. С. 28 29.

59-33. В.Н. Буниной

Clamart (Seine)

10. Rue Lazare Carnot

12-го сент<ября> 1933 г.

                         Дорогая Вера,

Вот ответ Руднева на Иловайского. Все подчеркнутые места — его.

                         Дорогая М<арина> И<вановна>,

Письмо Ваше получил вчера утром, а рукописи еще нет. А м<ожет> б<ыть> и к лучшему — написать Вам (NB! он от меня усвоил мои тире!)[334] в порядке предварительном, до ознакомления с рукописью, о тех сомнениях, какие у меня есть a priori, по поводу темы.

Не сомневаюсь, что рукопись — интересна и талантлива, как все, что Вы пишете. И о Музее читал с большим интересом в «Посл<едних> Нов<остях>».

Все это так, — и всё же чувствую или