Но бездельничать долго не пришлось. По команде лейтенанта все вооружились шанцевым инструментом и в надвигающемся закате исправно работали лопатами. К полуночи их Т-28, как и советовал полковник, зарылся по самые башни. Не ленился даже Рома Демин, орудовал лопатой за двоих, мрачно приговаривал: «Чем глубже окоп, тем дольше проживешь». Семен даже жаловался, что ход пулеметов в малых башнях вниз ограничен – двинешь рукоятью, дуло упирается в землю. Пришлось переднюю часть капонира слегка подкопать.

До рассвета еще часа два, ребята валятся с ног, однако никто не спит – все всматриваются в пугающую ночную даль. Вон Ромка Демин молча жует свой НЗ, Баир глазеет в долину, бегает взглядом по облитому лунным светом искореженному металлу, часто вздыхает, курит папиросу одну за одной. Игорю табак уже не идет – накурился до тошноты. Попробовал пожевать пресную галету, откусил кусок, с трудом проглотил – в горло не лезет. Остается лишь смотреть в ночь, вспоминать родную Москву, чистый зеленый дворик, грохочущую подземку-метро. Лейтенант улыбнулся, сейчас бы кваску холодного, того самого, что продает тетя Клава на углу Малой Бронной. Или ситро из продуктового на улице Коминтерна. Следом в памяти возникла хрупкая фигурка в голубом платье, белокурые волосы и зеленые глаза. Настя… Настенька…

Игорь тихонько ухмыльнулся, мотнул головой. Подумаешь – разок станцевали, что ж теперь, ее в жены брать? – ерничает про себя Протасов. Никто ведь никому ничего не обещал. Да и за войну мало ли чего может случиться…

Семен неслышно подсел к Игорю, тоже уставился на всполохи на горизонте. Причудливыми рыжими, красными росчерками, будто акварель на мокрой бумаге, они раскрашивают беспокойную ночь.

– Ты, лейтенант, меня извини, – прошелестел тихий голос Семена.

Игорь удивленно посмотрел на него, произнес:

– За что?

– А за то, что трясусь как осиновый лист при виде немцев!

– Ну, бывает… – выдохнул лейтенант и впился взглядом в горизонт. Там раздалось сразу несколько отдаленных разрывов, огненно-рыжее зарево окрасило кусочек неба. Но вскоре все стихло. – Такое у всех бывает.

– Тогда страх будто цепью повязал. Ничего не мог тогда делать – веришь, нет?

– Да верю…

– А сейчас стыдно как-то… Даже новичок этот, Серго, и то после боя держится молодцом. Пластом не валяется, не блюет со страху, как я! – Горобец тяжело вздохнул. – А о вас так я вообще молчу. Герои, стоики! Чего уж там…

Игорь оторвал взгляд от полыхающего горизонта, посмотрел в черные маслины-глаза старшего сержанта, рука по-дружески приобняла за плечо.

– Ты, Сема, зря себя коришь. Все мы… вояки те еще! Я и сам частенько дрожу, как только их увижу…

– Видел, как ты трясешься! – дрогнувшим вдруг голосом произнес Семен. – На пару с Баиром такого жару надавали, мама не горюй! – Горобец сорвал несколько травинок и раздраженно бросил пучок в темноту. – Так что сказки не рассказывай, лейтенант!

Он замолчал. Лейтенант улыбнулся, пятерней потрепал ему курчавые волосы.

– Знаешь что, ты, Сема, держись! Тебе как радисту и пулеметчику цены нет. – Игорь помедлил и добавил: – И как другу тоже.

– Да?

– Ну, конечно, Сема.

– Спасибо, товарищ лейтенант.

Игорь заметил, как в лунном свете блеснули его мокрые глаза.

Еще до рассвета танкистов поднял бодрый хрип в рации. Игорь мгновенно прошмыгнул внутрь танка через люк механика-водителя, там нащупал ручку тумблера, стал крутить. Сердце лейтенанта бухает так, что, кажется, будто сейчас порвет комбинезон и вырвется наружу. Ребята тоже проснулись, по одному начали подтягиваться к броне, тревожно переглядываются. Через минуту машинное отделение заполнилось жужжанием голосов.

– Пион, Хризантема! Пион, Хризантема! – шумит голос полковника в рации. – Это Ромашка! Это Ромашка!

Игорь подхватил танкошлем и крикнул в микрофон:

– Слышу тебя, Ромашка! Слышу!

В наушниках противно зашипело, от волнения начала кружиться голова, в пальцах начало покалывать. Наконец рация прохрипела голосом комбрига:

– Пион, Хризантема! У нас гости! У нас гости! Угощаем блинами! Как поняли?

– Есть угостить блинами!

Игорь уже было отщелкнул тумблер внешней связи, но в последний момент услышал: «Лейтенант! Лейтенант!» Игорь вновь схватил танкошлем, прильнул к наушнику.

– Слушаю, товарищ полковник.

– Ты там, это, держись, парень! И если что – про письмецо-то не забудь!

– Все понял, товарищ комбриг! Будет сделано!

Рация затихла. Игорь выдохнул, оглядел всех.

– Ну что, ребята, по местам!

В машинном отделении зашебуршились, танкисты занимают свои места. Семен уселся поудобнее, пощелкал тумблерами, покрутил рычажки – все готово. Глаза впились в смотровую щель. Новичок Серго поудобнее перехватил пулемет, проверил ход башни, приладил несколько заряженных магазинов. Роман Демин еще раз проверил ручной тормоз, питание, стартер. Для лучшего обзора откинул смотровой лючок. Баир поудобнее расположил снаряды – вверху два фугаса, чуть ниже бронебойные, дальше вновь парочка фугасов. На руки надел защитные перчатки-краги – чтоб не обжечься.

А вот Игорь, наоборот, забросил перчатки подальше – ладони страшно начали потеть: то ли от волнения, то ли от духоты в машинном отделении. Он проверил смотровые приборы, повертел рукоять наводки орудия. Все работает.

Вдруг Семен Горобец заорал во всю глотку:

– Ползут! Ползут, серые черти немецкие!

Игорь мгновенно припал к видоискателю, сквозь зеленоватое стекло ползут как саранча крохотные серо-зеленые фигурки, впереди и по бокам движутся колесно-гусеничные бронетранспортеры, на бортах поблескивают белые кресты.

– Баир, заряжай фугас! – воскликнул Игорь. Сердце колотится в предвкушении боя.

– Сделаем, лейтенант!

Загромыхали люки, заскрежетали поручни, взвизгнули шестерни башенной и орудийной наводки. Семен защелкал тумблерами рации, в наушниках раздался хрип. На плечо опустилась рука. Горобец вздрогнул, резко обернулся и встретился взглядом с Игорем, лейтенант подмигнул и заговорщицки произнес:

– Ну что, Сема, покажем фрицам, где раки зимуют?

Семен осклабился, блеснул маслинами-глазами в полумраке.

– Не знаю, как насчет раков, товарищ лейтенант, но прикурить этим дьяволам таки дадим!

Оба засмеялись.

– Фугасным заряжено, лейтенант! – крикнул Баир.

Раскаленная шипящая гильза больно ожгла руку, тут же в нос ударило паленой кожей, раскаленный металл оставил жженую ссадину на перчатке-краге. Однако Баир лишь слегка поморщился и бросил бесполезную железяку, позади раздался звон металла. Мгновение, и руки старшины-башнера Шагдарова привычно заталкивают следующий снаряд в казенник орудия, щелкает затвор.