Потом солдат уносили — доставать стрелы или болты, зашивать, накладывать шины на сломанные руки, а я все кружила вокруг стола под бас главного лекаря:

— Нога. Плечо. Обратите внимание, он три шипа в бедро поймал, причем кучно. Бок. Спина… Все, госпожа, это последний.

— Все? — тупо переспросила я.

— Да, все. Вот полотенце… Позвольте мне.

Майур усадил меня на табурет, помог снять фартук.

— Простите, леди, — прокашлялся он, опускаясь на колени и вытирая мои руки чистой тканью. — Ваша помощь действительно неоценима. Сегодня мы впервые не потеряли ни одного отравленного. Я… Я был чудовищно неправ.

Я вяло кивала его словам, потом увидела, что он собирается целовать мне руки, и отодвинулась: Йарра узнает — прибьет.

— Я приду завтра. Спокойной ночи, господа, — попрощалась я с лекарями и вышла в окно, почувствовав, что не добегу до уборной.

Спрыгнула с подоконника вниз, по грудь утонув в сугробе. Дрожа от холода, от отвращения, из последних сил сдерживая рвотные спазмы, загребая снег, будто плыву, я спряталась от пытавшихся догнать меня лекарей и долго блевала за конюшней.

Я их ненавидела.

Раненых.

Всех и каждого.

Всех тех, кто ждал моей помощи, тех, кто умирал без нее, тех, по чьей вине я никак не могла отмыться от сладковатого запаха гноя и металлического — крови.

А они меня обожали.

Молились на меня, как на образ Светлой, целовали подол юбки, ставили свечи за мое здоровье. Даже пару песен сложили.

Боги, какая пошлость.

Как же они мне были противны…

Редкие встречи с графом — он переносил меня в свой шатер в военном лагере — стали праздником. Лярвин дол, как же я ему радовалась! Не показывала, конечно, но на деле была готова прыгнуть Йарре на шею, лишь бы он забрал меня из этого кошмара.

Я даже прикинулась больной, чтобы избежать работы в лечебнице. Яд скорпиона сузил зрачки, вызвал жар, тошноту и гул в голове — все признаки тяжелой лихорадки. Тогда я провалялась в постели два дня.

Считаете меня эгоистичной тварью, да? А вы, вы сами когда-нибудь совали руку в грязную рану? Трогали волокнистые мышцы, покрытые слизью? Отмывали ладони от буро-зеленых комков гноя?! Нет?!

Тогда не смейте меня судить.

Мне и Тима хватило.

— Что же ты делаешь, Лира? Там люди умирают. У-ми-ра-ют! И кроме тебя, помочь им некому! Вставай! — выдернул он меня из-под одеяла. — Какой дряни ты наглоталась? Как ее нейтрализовать?..

Еще больная, я приползла в лечебницу. Голова кружилась, все время хотелось пить, я чуть с лестницы не свалилась, спускаясь вниз, — меня подхватил Сэли. И, извиняясь через слово, заматерился, ругая графа и Тимара.

— Так, разэтак, и через колено! Простите, госпожа… Они там совсем охре… сду… ума лишились?! Вы же горите вся! Тут не вам, тут вас лечить надо!

— Не надо… Я в порядке. Отпусти меня.

— Госпожа…

— Будь добр, поставь меня на пол. — Я встряхнула головой, разгоняя мушки перед глазами, и, спотыкаясь, пошла в сторону операционной.

А солдаты… Они просто прижимали кулаки к груди, отдавая честь, и делали благословляющие знаки.

Оказывается, умирать от стыда — не просто расхожая фраза.

— Светлые, хоть бы никого не было. Хоть бы сегодня никого не было, пожалуйста… — шептала я, расставляя свечи вдоль ряда богов в часовне. — Я больше не могу, правда. Я с ума сойду, честное слово…

Я затеплила последнюю свечу, согревая Брыга-Пакостника, и села на скамью, одну из двух дюжин, расставленных вдоль прохода.

— Светлые, пусть сегодня не будет сражений!

Рассветные лучи пробивались через витражи позади статуй, прокладывали по полу дорожки — бирюзовые, розовые, желтые, салатовые, и в разноцветных солнечных столбах плясали тысячи пылинок.

Голова была тяжелой — с тех пор как я начала помогать лекарям, большую часть раненых ядовитыми шипами направляли к нам, и за последние двое суток я спала всего три или четыре часа. И то урывками.

Свечи дрожали от сквозняков, приплясывали, расплывались, двоились, и вишневые опалы глаз Брыга горели темно-красной венозной кровью, сияли, переливались всеми оттенками пурпура.

— Альери-и…

— Что?

— Не ходи… Останься… Сбеги…

Сверху посыпалась золотистая труха, будто кто-то ходил по крыше. Мелкая, щекотная, теплая, как та иллюзия с бабочками, что устроил для меня Сорел, она запорошила нос и слипающиеся глаза. Мне еще привиделось, что она растаяла, попав на ладони.

— Дай умере-еть…

— Кто здесь?! — вскрикнула я и… проснулась.

Я устало потерла виски, выудила из кармана усиленный лепестками папоротника концентрат сока островной гуараны и одним глотком опустошила всю склянку. Последнюю неделю я держалась только на эликсирах — такое количество яда не проходило бесследно даже для меня.

Хлопнула закрывшаяся дверь; ворвавшийся сквозняк шевельнул ризы, раскачал плети воскового плюща, увившего стены, как выдох именинника задул свечи вдоль ряда Светлых, не принявших подношения. Выстоял только огонь, затепленный перед Брыгом, — он закоптил, взвился почти на локоть в высоту и опал, согревая Темного Пакостника.

Амулет связи, подаренный мне графом, задергался, когда я чистила очередную рану. Без слов поняв, что значит мерцание крупной черной жемчужины в подвеске, господин Майур протянул мне влажное полотенце — оттереть руки.

— Здравствуй, Лира.

— Добрый день, Ваше Сиятельство. Простите, что не отвечала, — я в госпитале.

— Заканчивай, — велел граф. — Жду тебя через два часа.

— Хорошо.

Огорченно развела руками, показывая Майуру, что остаться никак не могу, сопровождаемая поклонами и восхвалениями, покинула гостевое крыло и, чуть ли не приплясывая, побежала мыться.

Военный лагерь или лечебница?

Йарра или завшивевшие солдаты?

Поцелуи или смердящие раны?

Как по мне — выбор очевиден.

Его Сиятельство, сама пунктуальность, появился ровно в девять. Как обычно, вошел без стука, по-хозяйски обнял меня за талию, притягивая ближе.

— Я скучал.

И поцелуй — долгий, страстный, до подкашивающихся ног и сбившегося дыхания.

— Готова?

— Да, почти.

Осторожно, чтобы граф не подумал, будто я снова отталкиваю его, вывернулась из мужских рук, запихнула в сумку склянки с эликсирами — оставлять их нельзя, если Тим найдет, то обязательно выльет. Мой братец-ретроград почему-то считал все усиленные настойки жутко вредными, угрожал мне язвой желудка и ремнем, и даже из-за буристы меньше переживал. Не спорю, эффекты от вытяжек волшебных трав порой были странными, иногда интересными, но иллюзорная реальность меня совсем не прельщала, а один-единственный откат раз и навсегда отбил желание экспериментировать.