а в шести других значительная часть коммун находилась в таком же положении (см. карту 3). Одним словом, французский язык был иностранным для значительного числа французов, включая почти половину детей, которые достигнут совершеннолетия в последней четверти века.

Рукопись, из которой взяты эти цифры (см. таблицу Приложения, стр. 498-5ор), является последним найденным мною статистическим исследованием по неудобной теме patois, как обычно описывались различные языки, идиомы, диалекты и жаргоны французских провинций. Некоторые данные вызывают подозрения, но в любом случае к ним следует относиться с осторожностью, поскольку у Министерства народного просвещения были все основания преувеличивать успехи и скрывать неудачи. Помимо внутренних данных, другие официальные заявления свидетельствуют о том, что исследование фактически недооценило ситуацию.

Так, в департаментах Буш-дю-Рин, Канталь, Верхняя Савойя и Воклюз школы сообщили, что более 10% их учеников не говорят по-французски, что является странным расхождением при том, что вокруг этот язык должен быть в обиходе. Еще более странно, что в Эро более четверти детей не говорят по-французски, в Лозере - еще больше, а в Дордони - почти треть, но все три департамента являются "франкоязычными". Тем не менее, треть детей предполагает, по крайней мере, треть своих старших, и, конечно, Etat de Vinstruction primaire за 1864 г. сообщает, что patois "широко распространен" в Дордони и, несмотря на усилия школ, "так же неистребим, как воздух, которым дышат в каждом населенном пункте".

Другие цифры, приведенные в исследовании, противоречат внешним данным. В департаменте Луара-Инферьер французский язык, казалось бы, занимает всю территорию департамента. Однако еще в 1889 г. один лингвист утверждал, что во внутренних районах департамента жители говорят на вандейском или пуатевинском наречии, а в Батце (небольшой кельтский анклав близ Ле Круазика) - на бретонском. Возможно, это и не грубая оплошность, но достаточная, чтобы поколебать уверенность. В статистике 1863 г. Ниевр тоже выглядит полностью франкоязычным. Однако Управление начального образования с некоторой гордостью отметило, что в Морване (восточная часть департамента) "более двух третей детей знают французский язык", что, даже если это правда, означает, что около трети не знают его. В Кантале из 1124 человек призывного контингента 1864 г. 529 были франкоязычными, а остальные 595 говорили по-французски плохо (340) или совсем не говорили (255). В таких кантонах, как Монсальви на юго-востоке, примыкающем к диким районам Авейрона, и Ларокбру на западе, граничащем с узкими ущельями Сера, доля франкоговорящих составляла от одного из пяти до одного из трех; тем не менее, по результатам обследования 1863 г., французский язык был распространен во всех 259 коммунах Канталя".

В ряде департаментов были организованы школы на местном наречии для обучения тому, что никто не мог понять иначе: Альпы-Маритимы, Ардеш, Бас-Рин, Басс-Пиренеи, Корсика, Сети-дю-Норд, Финистер, Верхний Рейн, Мёрт, Морбиан, Мозель и Север. В Басс-Пиренеях, по данным исследования, в 875 школах преподавание велось исключительно на французском языке и только в 62 полностью или частично использовались баскский или беарнский языки; при этом в отчете генерального инспектора за 1877 г. указывалось, что только в окрестностях Олорона занятия велись на французском языке. В Пиренеях-Ориенталях, по данным опроса 1863 г., почти половина детей не говорила по-французски, но нет никаких признаков того, что какой-либо другой язык конкурировал с национальным идиомом; через 12 лет, в 1875 г., правда вышла наружу: "Каталанский - единственный язык, используемый во всем Руссильоне". Неудивительно, что школьные инспекторы жаловались, что дети читают по-французски "как попугаи".

!*

Возникают и другие вопросы. В состав нескольких департаментов входят значительные территории, где местная речь чужда французскому языку: Фламандский язык в Северном департаменте, германские диалекты в Нижнем и Верхнем Рейне. Но соседние регионы считались полностью франкоязычными, хотя и имели аналогичную проблему. Например, в Па-де-Кале большая часть сельской местности в 1890-е годы говорила на фламандском, артезианском или пикардском языках. Отчеты учителей, представленные на школьной выставке 1884 г., свидетельствуют о том, что северо-западная часть департамента, особенно районы между Булонью и Сент-Омером и вплоть до внутренних районов Бетюна, принимали французский язык медленно и неохотно. В Бувелингеме, Дохеме, О-Локене, Аудинкюне и Алькине французский язык был "незнакомым" или "почти неизвестным". Там в той или иной форме господствовали диалекты Булони, Артуа и Пикардии, как и в Энгинегатте, Фокемберге, Аквине, Блекине, Блен-деке, Мейсниле и Аргусе.* Далеко на юге Тарн-и-Гаронна выделялся как остров французской речи среди темных волн соседних окских департментов. Возможно, этому способствовало протестантское влияние Монтобана.

 

Однако "Etat de l'instruction primaire" свидетельствует об обратном. "Несмотря на все усилия, - отмечалось в 1864 г., - французский язык распространяется лишь с трудом". Хотелось бы знать больше. Возможно, как и в Лозере, где более четверти школьников не знали французского языка, а еще меньше знали его хорошо, ситуация была такова, что его можно было услышать повсюду, но нигде на нем не говорили.® Третья республика застала Францию, в которой французский язык был иностранным для половины граждан.

 

Французская корона не проявляла особой заботы о лингвистическом завоевании регионов, находившихся под ее управлением. Язык был важен лишь как инструмент управления. Ордонанс Виллер-Коттерец 1539 г., касающийся юридических и судебных процессов, стал одним из этапов долгого пути короны к установлению своей власти над множеством соперников. Ее целью было не сделать французский язык национальным, а лишь обеспечить использование языка королевского двора в значимых для его власти помещениях. Однако этот функциональный и ограниченный акт имел последствия, выходящие за рамки его непосредственной цели, в первую очередь вытекающие из статьи III: "Мы желаем, чтобы отныне все решения, приговоры и все другие разбирательства, как наших суверенных судов, так и других низших и неполноправных судов, будь то реестры, дознания, договоры, комиссии, приговоры, завещания и другие акты, предписания или процессы правосудия или связанные с ним, произносились, записывались и доставлялись сторонам на родном французском языке, а не иначе".

Наряду с учреждением в каждом приходе регистра для записи крещения ("для подтверждения совершеннолетия"), брака, если он имел место, и смерти каждого человека, это означало, что в пределах владений короля Франции, а вскоре после этого и в Савойе, каждый общественный акт жизни иногда совершался и всегда записывался на французском языке.

Это происходило лишь иногда, поскольку, разумеется, "родной французский язык" короля не был языком большинства его подданных. Речь короля имела приоритет перед речью подданных, и все, кто занимался государственными делами, обязаны были использовать ее или платить другим, чтобы они использовали ее от их имени. Однако языковое единство отставало даже от неполного административного единства Древнего режима и, похоже, не было политической целью. В Пиренейском