– Тогда что именно влияет на упомянутые тобой варианты?

– Личное распоряжение главного врача либо владельца клиники. С учетом мнения лечащего врача, разумеется.

– Что, целый консилиум будет собирать? – саркастически хмыкнула Магдалена.

– В общем, ждите меня здесь. И без глупостей, пожалуйста!

– Иди уже быстрее, решай вопрос! Мне надоело упрашивать и уговаривать! Не забывай, журналисты все еще дежурят внизу! Будешь тянуть резину – спущусь к ним! У тебя десять минут максимум!

И Магдалена демонстративно посмотрела на часы, а затем уселась в стоящее неподалеку кресло и закинула ногу за ногу.

Дворкин достал из кармана мобильный, набрал номер и, когда ему ответили, коротко приказал:

– Это я. Открой дверь.

Через пару мгновений дверь реанимации распахнулась – с той стороны оказался вовсе не врач, а клон стоявшего на входе охранника. Правда, в бахилах, халате и одноразовой хирургической шапочке.

Магдалена невольно поежилась – серьезно тут у них все!

Она толком не знала, что именно происходило здесь ночью, Ламин не стал посвящать ее в подробности. Ее интересовал только окончательный результат – устранение свидетельниц.

Но насколько она поняла, планам помешал именно Павел. Странно, но на мгновение женщина ощутила даже гордость за него – ее сын смог оказать сопротивление этим змеюкам!

Но только на мгновение.

Потому что в следующее мгновение вспомнила, что этот монстр и сам был отчасти змеюкой. Как это вышло – Магдалена даже думать боялась. Она никогда не изменяла мужу, вышла замуж девственницей, да и вообще – лечь в постель с таким чудовищем?!!

Если только не под гипнозом…

Но этого быть не могло – со дня свадьбы она никогда не оставалась одна, всегда рядом был если не Венцеслав, то слуги.

Все, хватит, даже представить противно! Меньше думай, Магда, сосредоточься на выполнении задачи! Собери весь свой артистизм, вспомни, ради кого ты пришла сюда!

Если ты сейчас не справишься, твой мальчик, твой изысканный красавец Сигизмунд может стать сексуальной игрушкой мерзкого уголовного быдла!

Нет-нет, не смей даже упоминать об этом! Пусть и мысленно! Ведь мысли – материальны!

Да, но если ее не подпустят к Павлу, она не выполнит задачу! Попросить того же Дворкина передать медальон? Нет, слишком рискованно. К тому же Ламин четко приказал – медальон должен оказаться на шее у Павла сегодня же!

Магдалена открыла сумку и вытащила из бокового кармашка коробочку, в которой лежало украшение. Открыла крышку и внимательно рассмотрела содержимое. Внешне – ничего особенного – довольно скромный золотой кругляшок на цепочке. Похож на монетку, только потоньше. Правда, узор замечательный – искусное переплетение линий, похожих на… на… змей?!

Магдалена вздрогнула и едва не выронила медальон – ей на секунду показалось, что линии ожили и задвигались в странном, гипнотизирующем танце.

Но стоило моргнуть – и все стало прежним. Никакого танца, никаких змей, всего лишь изящный узор на маленьком золотом диске.

Дверь реанимации снова начала открываться, и Магдалена, запаниковав, торопливо надела медальон себе на шею, сунув коробочку обратно в сумку.

И ничего не ощутила. Ну то есть совсем ничего – словно обычную цепочку или бусы нацепила.

И ради чего тогда весь сыр-бор? Зачем ей сейчас насиловать себя, ломать психику, изображая приязнь к чудовищу?! Чтобы нацепить вот эту вот никчемную бирюльку?!

«Делай, что приказано!»

Чужой голос набатом грохнул в голове, Магдалене даже показалось, что череп изнутри завибрировал, причем довольно болезненно.

Наверное, что-то такое отразилось на ее лице, потому что вернувшийся Дворкин озабоченно поинтересовался:

– С вами все в порядке?

– Нет, голова болит! – страдальчески поморщилась женщина. – Душно очень! К тому же на нервах вся!

– Может, врача позвать?

– Нет, не надо! Лучше скажите, когда, наконец, я смогу увидеть сына?

– Сейчас и увидите. – Дворкин протянул Магдалене бахилы и халат. – Вот, наденьте и пройдемте со мной.

Сам он уже был в таком же прикиде.

Ну вот. Сейчас все и решится. Главное, ничего не испортить! Не сорваться в последний момент.

«Сорвешься – твоему Сигизмунду конец».

Магдалена опять вздрогнула от неожиданности, что опять не осталось незамеченным. Секьюрити нахмурился и внимательно всмотрелся в лицо женщины. Затем обыскал взглядом ее тело, но явно не с эротическими мыслями, а так, словно пытался найти оружие.

Не нашел.

А потом они вошли в отделение реанимации. Которое, собственно, мало чем отличалось от остальных, разве что мебели для посетителей здесь не было. Поскольку посещения в принципе не предусматривались.

Да еще весь персонал был закутан в стерильное, а те, кто непосредственно контактировал с пациентами, – в медицинских масках.

А сами палаты находились не за сплошными стенами, а за наполовину прозрачными. Наверное, чтобы любое ухудшение состояния пациента можно было сразу заметить.

Дворкин подвел Магдалену к одному из таких боксов и кивнул на подключенного к сложной аппаратуре человека:

– Ну, вот и он. Ваш сын. Он пока не пришел в себя.

Именно человека. Магдалена с удивлением обнаружила, что думает о лежащем там, за стеклом, как о человеке. Может, потому, что толком его и рассмотреть было нельзя из-за повязок и подсоединенной аппаратуры.

Но потом она вгляделась. И увидела зеленовато-серую чешуйчатую кожу. Лишенную какой-либо растительности голову. И отсутствие ушных раковин на этой голове…

Магдалена всей кожей ощущала на себе пристальный, похожий на рентген, взгляд Дворкина. И наверное, только поэтому смогла удержаться от гримасы отвращения. Только с трудом сглотнула ставшую вязкой слюну – если ее сейчас вырвет, все пропало.

Ну как, КАК можно признать это существо своим сыном?! Венцеслав точно свихнулся!

Так, дорогуша, не стой столбом! Тебе надо попасть туда, внутрь!

– А… – сипло начала Магдалена, прокашлялась и продолжила: – А куда Павла ранили?

– В грудь. Ранение тяжелейшее, для обычного человека – смертельное.

– А он – необычный? Хотя что это я… – Магдалена прикусила губу и, глубоко вздохнув, словно перед прыжком в воду, повернулась к Дворкину: – Александр… Мне… мне трудно вот так, через стекло, знакомиться с сыном. Я хочу войти туда, внутрь. Обещаю – я не потревожу Павла! Я… я просто… Он хоть теплый? – жалобно закончила она.

Наверное, получилось достаточно убедительно. Во всяком случае, секьюрити невольно улыбнулся и кивнул: