class="p1">— Вот да, что-то такое. Такоэ-э, — Никита с отвращением поморщился. — У меня всё время было чувство, что я смотрю сразу восемнадцатую серию дурацкого сериала, в которой сценаристы так и не пришли с перекура. Вообще не понимаю, что это было. Глюк, по-моему.

— Поздравляю, мистер Андерсон!

— Тебя туда же.

— Ха, — сказала Лена с удовлетворением.

— У вас тут… — начал Никита и осёкся.

— Нормально, — сказала Лена. — Но без тебя скучнее: как так, никто не ноет?

Она расхохоталась, радуясь этой подколке.

— Раз у тебя отходняк, свожу тебя проверить одну гипотезу, — объявила Лена.

— Давай, — моментально согласился Никита, радуясь, что никаких решений принимать не надо, они приняли себя сами. — Я, кстати, хотел тебя спросить…

— Девственница ли я? Конечно, милый, — продолжала кривляться Ружинская.

— Хотел спросить про твоего отца.

— Ты уже спрашивал, папенька согласен.

— Слышала такое, что дело «Комитета» завели, чтобы перетряхнуть местный генералитет? Сковырнуть твоего отца?

Никита был готов к тому, что Лена почернеет лицом, осадит «Ровер» и скажет катиться откуда пришёл. Но Ружинская совершенно спокойно, не поведя даже глазом, ответила:

— Слышала. Ну а что, конечно, они лупят по отцу. Не удержал, создал проблемы. А кто должен их решать, Пушкин? Твой друг Бетонный Коля и подначил прокурорских на «Комитет».

Никита неопределённо промычал. Он считал конспирологию мозговым паразитом.

— Мне на отца похер, но нужно же понимать, откуда дует, — сказала Лена.

Ей, понятно, было совсем не похер.

Минут через пятнадцать «Ровер» внезапно ушёл влево — в сторону коттеджного посёлка Солонцы, где предпочитали селиться красноярцы-плюс, люди с некоторыми или даже вполне определёнными возможностями. Впрочем, не настолько определёнными, как у Ружинской.

Никита сверился с зеркалами, но «хвоста» из бодигардов не заметил.

— Здесь домик возьмём? — поддержал он Ленино дуракаваляние.

— Аха, — сказала та, — сейчас проедемся, подберём себе чего на первое время. Тебе с какими воротами больше нравится?

Ни ворот, ни вообще чего-то вразумительного видно не было: утренняя мгла не предполагала просмотров.

— Вон тот с теплицей на крыше ничего.

— Это зимний сад, дурак. Но такие только бандосы ляпают. Наши эстетические концепции несовместимы. Развод!

Ружинская трижды ударила по клаксону.

— Развод так развод, — покорно согласился Никита, — свадьбу пропустим?

— Я подумаю.

Лена сбавила скорость на въезде и поехала почти пешком. Она действительно разглядывала домики, мимо которых они проезжали. Даже приоткрыла окно.

— Вот этот нормальный, только номерок на калитке отдаёт кислыми щами. Ну кто в своём уме позволяет такие цветуёчки?

— Не берём.

— Да, не берём.

Они ещё немного продвинулись по 11-й улице.

— Давай вон тот посмотрим.

Лена остановила «Ровер» около высокого облезлого забора, за которым только угадывались контуры кирпичного особняка.

— Думаешь, то что надо?

— А вот и проверим.

Никита ещё так и не нащупал, где в Лениных игрищах проходит граница между фарсом и серьёзностью. Он бы не особенно удивился, если бы они в самом деле сейчас постучались в совершенно рандомный дом и стали вести разговор о его покупке. А может, даже выгрузили бы из багажника долларовый кейс, который Ружинская сунула бы офигевшим хозяевам. «Плюс пятнадцать процентов, только оформляемся сегодня, — сказала бы она, — сейчас подъедет нотариус».

Никита бы не удивился.

Некоторое время назад он обнаружил, что сделался полностью и безвозвратно ведомым в любой сюжетной арке с Леной. Лена заполнила собой всё отведённое на такие случаи пространство и давно перелилась через край. Если бы ей пришло в голову позвонить среди ночи и сказать, что срочно нужно, к примеру, ведро, то Никита тотчас бы сорвался с места и поскакал его искать.

Это было тем более поразительно, что раньше с Никитой подобных критических сбоев не случалось. И во время Иры, которая училась на курс старше, и в эпоху Алёны, с которой они даже снимали квартиру на Новомосковской, это были очевидные, хочется сказать — «взаимовыгодные», отношения. В них было понятно: кто, что и кому. И Никите нравились эта определённость, это категорическое no surprises.

Лена же была — внезапным бедствием, глобальным катаклизмом, который ломал, склеивал, снова ломал и перелепливал мир по десять раз на дню. И Никита не мог понять, нравится ему это или нет. Тут вообще не в этом было дело. Для Лены должно было существовать какое-то другое, окончательное слово, но Никита пока его не определил.

— Здорово, Ваня! — сказала Ружинская, когда, реагируя на звонок, отодвинулся засов и в проёме калитки показался парень.

— Привет, хозяйка! — со смешком отозвался Ваня, бородатый чувак лет тридцати в красном бомбере. Никита подумал, что он похож на повара. Или ещё, может, на владельца магазина настолок.

Они зашли во двор, и Ваня очень громко проскрёб засовом, возвращая его на место.

Лена сразу направилась к дому.

— Ислам здесь? — крикнула она от самой двери.

— Здесь-здесь, — отозвался топающий за Никитиной спиной Ваня, — со вчерашнего обеда ещё.

Ружинская обернулась.

— Это хорошо, — сказала она каким-то своим мыслям. — Знакомься, Иван, это Никита, наш брат по оружию.

— Да? — с сомнением спросил Иван. — И какое у него оружие?

— На «н», знаешь? Нтелект.

Лена поманила Никиту за собой. Бородатый же на крыльцо подниматься не стал. Видимо, будет арьергардным полком.

Никита прикидывал, насколько шикарным окажется внутри особняк. Ему отчего-то чудились оленьи рога над камином, картины в золочёных рамах и паркет. Ничего этого он не увидел. Не увидел, впрочем, и чего-то другого — прямо из предбанника они начали спускаться в подвал-бункер по очень основательной каменной лестнице. Никита взялся считать ступеньки. Тридцать одна.

В конце их ждала дверь, которую, несмотря на настойчивый Ленин стук, не открывали.

— Ислам! — кричала Лена. — Ислам, началось!

Никита заржал.

Он представил, как дверь откроется, а за ней нарисуются столы, уставленные диковинным искривлённым стеклом: трубками, колбами, перегонными штуковинами. Что-то вроде лаборатории по производству мета из «Breaking bad». Только рядом будут стоять не ящики самой высококлассной дури, а коктейли Молотова, брикеты взрывчатки (она же должна быть в брикетах?), разные электронные датчики-пульты…

Лена продолжала выкрикивать «Ислам!», что придавало фантазии дополнительное измерение.

Наконец, дверь резко провалилась внутрь, и на пороге показался маленький очкастый парень в красных волосах и под огромными наушниками. Он хотел что-то сказать, но Лена просто отодвинула его в сторону.

— Заваливай, — пригласила она Никиту.

Внутри горела целая гирлянда из толстеньких лампочек, опутавшая потолок. Никаких верстаков для мета не наблюдалось, было пусто и адски холодно. Единственное, что обращало на себя внимание, это нечто вроде стрелковой дистанции: дальняя стена имела пять бело-дырявых пятен, по всей видимости, именных мишеней.

— Враги отечества? — спросил Никита.

— «Враги отечества, неверные сыны, — продекламировала Ружинская, — штурмуют Русь на долбаной дрезине,