Генри посмотрел на меня невидящим взглядом, что-то просчитывая в уме.

– Неплохо. Принимаю. А теперь по вертикали, пять букв...

– Нет, давай на этом остановимся, – перебила я его. – Ты же знаешь, у меня с кроссвордами никогда ничего не получается, я только изнервничаюсь, и все. С этим словом меня просто осенило, вот я и угадала. На том и закончим.

Он закрыл блокнот, бросил его на стол и заложил карандаш за левое ухо.

– Пожалуй, ты права. На сегодня хватит. Ты что будешь пить? Я тебе возьму.

– Ничего. На сегодня я свое уже выпила, но могу посидеть с тобой за компанию, если ты чего-нибудь возьмешь.

– Да нет, с меня тоже достаточно. Как пообщалась с Даной Джаффе? Договорились до чего-нибудь?

– Я и не рассчитывала договариваться. Просто познакомилась. А заодно повидалась и с прежним партнером Венделла.

– И что он тебе рассказал?

Пересказывая свои беседы с Даной Джаффе и Карлом Эккертом, я вдруг увидела, что взгляд Генри устремился на дверь из кухни. Я непроизвольно повернулась и посмотрела туда же.

– Нет, вы только поглядите! – проговорила я.

Из кухни выходил Вильям с подносом, доверху заставленным тарелками. Для восьмидесятишестилетнего человека это была солидная ноша. По своему обыкновению, облачен он был в костюм-"тройку" с отлично накрахмаленной белой рубашкой и безукоризненно повязанным галстуком. Вильям очень похож на Генри, они вполне могли бы сойти за близнецов, хотя на самом деле их разделяют два года. В этот момент Вильям выглядел крайне довольным собой и энергичным. Он явно пребывал в отличном настроении. Сейчас-то я в самый первый раз и обратила внимание на произошедшие в нем перемены. Семью месяцами раньше, когда он только приехал к Генри, это был человек, патологически одержимый самим собой и состоянием своего здоровья, зацикленный на болячках и недугах. Вильям привез с собой все свои медицинские анализы и историю болезни и, сверяясь с ними, непрерывно что-нибудь проверял: биение сердца, частоту пульса, работу пищеварительного тракта, аллергические реакции, непрестанно обнаруживая у себя признаки все новых и новых заболеваний. Его излюбленным времяпрепровождением стало посещение местных похорон: выражая соболезнования родственникам покойного, он тем самым подтверждал и доказывал себе, что сам-то еще жив. Вскоре после того, как у них с Рози завязался роман, Вильям немного взбодрился и начал оживать, и теперь уже был в состоянии трудиться с ней рядом полный рабочий день. Почувствовав, что мы за ним наблюдаем, он счастливо улыбнулся. Поставив поднос, Вильям принялся составлять с него тарелки. Один из сидевших за столом что-то сказал ему. Вильям расцвел от удовольствия, и они энергично хлопнули друг друга по рукам.

– Чему это он так радуется?

– Он сделал Рози предложение.

– Ты шутишь! – Я пораженно уставилась на Генри. – Нет, правда? Господи, как чудесно! Какая неожиданность, ведь это же надо, а?! Мне даже не верится.

– Ну, я бы не сказал, что это такая уж неожиданность. Просто лишний раз доказывает, что если люди "живут в грехе", то всегда происходит неизбежное.

– Они живут в грехе всего одну неделю. А теперь он готов сделать ее «честной женщиной», хотя я не очень понимаю, что эти слова означают. По-моему, это прекрасно. – Я взяла Генри за локоть и чуть сжала ему руку. – Ты же ведь ничего не имеешь против, верно? В глубине-то души?

– Скажем так: я не настолько потрясен и не настолько в ужасе, как ожидал. Я внутренне примирился с такой возможностью еще в тот день, когда он к ней переехал. Вильям слишком зауряден, чтобы от него можно было ожидать безукоризненного следования правилам приличия.

– И когда же свадьба?

– Понятия не имею. Они еще не определили дату. Он только сегодня сделал ей предложение. Рози пока еще ничего ему даже не ответила.

– По тому, как ты мне об этом сообщил, я сделала вывод, что у них уже все решено.

– Пока нет, но вряд ли она откажет джентльмену столь выдающихся достоинств.

Я звонко шлепнула его по руке.

– Нет, Генри! Ты все-таки немножко сноб, честное слово.

Он улыбнулся, весело посмотрев на меня своими голубыми глазами, и недоумевающе поднял брови.

– Я – законченный сноб, а не "немножко". Ну ладно, пошли. Провожу тебя домой.

Вернувшись к себе, я приняла целую пригоршню таблеток от всех симптомов моей простуды, запив их доброй порцией "найквилла", которая гарантировала мне хороший крепкий сон. Ровно в шесть утра я как в тумане скатилась с кровати, натянула тренировочный костюм и, чистя зубы, составила в уме перечень того, что предстояло сделать за день. Грудь у меня была еще заложена, но из носа уже не лило, и когда я кашляла, то уже не создавалось впечатления, будто легкие у меня вот-вот лопнут. Цвет кожи у меня изменился и стал абрикосово-золотистым. Еще день-два, подумала я, и естественный цвет окончательно восстановится. Еще никогда в жизни мне так мучительно не хотелось снова обрести свой привычный бледный вид.

Я выбралась на утреннюю свежесть улицы. Океан был почти такого же серого цвета, как и мой спортивный костюм. Белый, словно мел, песок на пляже был покрыт пятнами пены, оставленной уходящей с отливом водой. Серо-белые чайки стояли в воде и что-то высматривали, образовав в совокупности причудливый орнамент. Небо на горизонте было окрашено в правильные кремовый и серебристый тона, утренняя дымка отступала, закрывая еще только острова на выходе из пролива, темные силуэты которых виднелись в отдалении. Вообще-то на просторах Тихого океана это время года – сезон штормов, но до нас еще пока не докатились даже отголоски хотя бы одного тропического урагана. Стояла поразительная, всеобъемлющая тишина, нарушаемая только мягким шуршанием набегающих на берег волн. Вокруг, насколько хватало взгляда, кроме меня не было больше ни души. Трехмильная прогулка превратилась в нечто вроде сеанса медитации: только я и мое тяжкое дыхание, и приятное ощущение, что мускулы на ногах с трудом, но отзываются на мое стремление идти быстрым шагом. К моменту возвращения домой я уже готова была встретить начинающийся день во всеоружии.

Еще у двери я услышала приглушенный звонок телефона. Поспешно войдя в квартиру, я бросилась к аппарату и рванула трубку на третьем сигнале, едва не задохнувшись от своего же усердия. Звонил Мак.

– Что случилось? Ты в такую рань никогда не звонил. – Я уткнулась лицом в безрукавку, стараясь заглушить кашель.

– У нас вчера вечером было совещание. Гордон Титус прослышал про эту историю с Венделлом Джаффе и хочет с тобой поговорить.

– Со мной? – пропищала я.

– Он не кусается, – рассмеялся Мак.

– Ему это и не обязательно, – ответила я. – Титус терпеть меня не может и это чувство у нас взаимное. Он обращается со мной как с...

– Ну, будет тебе, будет, – перебил Мак.