В книге «Светлый путь» Кушниров рассказывает, что она не только перенесла это стоически во время съемок, но и позже, выздоровев, посмеивалась сама над собой и говорила, что после ожога «два дня в туалете орлом сидела».

Исаак Дунаевский о работе над фильмом «Цирк»

Мы отказались от черновых фонограмм и заменили их фонограммами окончательными. Это совершенно новая специфика, это особый эмоциональный мир, в котором вынуждены жить все создающие картину, начиная от режиссера и кончая техническим работником. Создается музыка будущего эпизода, оркеструется по сценарным и изобразительным предположениям, которые в сознании режиссера, композитора и актера уже являются реальными, хотя и не существуют еще на пленке. Вот в этом месте будет то-то, а в этом то-то, и от этого «то-то» уже нельзя будет отказаться, раз фонограмма будет записана. Это приучает нас к жесткой художественной дисциплине, к чрезвычайно серьезному отбору художественных замыслов, это придает невероятную гибкость сценарию, в своих отдельных частях изменяющемуся в зависимости от той или иной музыкальной и ритмической находки.

Мало того, что актер и актриса, участвующие в этом эпизоде, записываемом на фонограмму, должны у микрофона переживать те ощущения, те эмоции, которые они должны будут в дальнейшем почти буквально повторить перед объективом съемочного аппарата. Это очень трудно, ибо после записи фонограммы отступления нет (конечно, исключая возможность переписывать фонограмму заново).

После записи фонограмма прослушивается, отбирается нужный вариант, который поступает в съемочную работу. Фонограмма транслируется в ателье, где происходит съемка, и тут-то актеры дополняют зрительно то, что ранее у микрофона они мысленно себе представляли. Потом эти две пленки, звуковая и изобразительная, идут в монтажный стол.

Как и все остальные звездные фильмы Орловой и Александрова, «Цирк» невозможно представить без песен. И музыка, и слова там очень важны – они несут как сюжетный, так и идеологический смысл. Не зря работа над картиной у Александрова началась с того, что они сели с Дунаевским и написали музыкальный сценарий, потом записали фонограмму и уже под нее снимали сам фильм. «Когда я предложил это еще при подготовке «Веселых ребят», на меня зашикали: «Виданное ли это дело!» – вспоминал он. – Пришлось пустить в ход главный аргумент: «В Америке все так снимают!» Поверили на слово, согласились с моим предложением, хотя в Америке в ту пору под фонограмму снимал один Уолт Дисней, да и то рисованные фильмы».

Слова подбирались не менее тщательно. Первый стихотворный вариант «Песни о Родине» Александров забраковал, решив, что она идеологически правильная, но сложная для исполнения, то есть люди петь ее не будут. А он хотел, чтобы песни из фильма сразу «ушли в народ». Второй вариант был легким и, как сейчас сказали бы, «хитовым», но в нем не хватало пафоса, необходимого для песни о Родине. «Работа продолжалась, – писал Александров в воспоминаниях. – В спорах и даже в ссорах мы пытались найти то, что нам виделось в мечтах. Иногда наши мнения расходились, и мы прекращали работу. Затем, конечно, одумывались, и работа возобновлялась. Так появилось 36 вариантов «Песни о Родине». Но все они, на наш взгляд, не отвечали тем требованиям, которые мы перед собой ставили. И только тридцать седьмой вариант – «Широка страна моя родная» – нас удовлетворил…

Надо сказать, что предшествующие 36 вариантов были также стоящими песнями. У композитора И. О. Дунаевского, таким образом, оказалось много хорошего, готового музыкального материала для будущих фильмов. Впоследствии из этих вариантов «Песни о Родине» сложились физкультурные марши и песни героев других кинокартин. Они имеют успех до сих пор…»

Кстати, исполнял «Песню о Родине» в фильме не Столяров – ему она как-то упорно не давалась. Так что в итоге спел ее сам Александров.

Перед поющим киноактером стоит чрезвычайно ответственная задача – впервые исполнить новую, только что созданную песню, исполнить так, чтобы она вытекала из создаваемого им образа человека, из его мыслей, рождалась из его чувств и раскрывала его внутренний мир, его мировоззрение, а то и завершала, обобщала целый период его жизни… И если кинопленка когда-либо сотрется, распадется от времени и кинолента исчезнет, то песни эти уже не исчезнут из нашей жизни никогда.

Премьера «Цирка» состоялась 23 мая 1936 года в Зеленом театре ЦПКиО имени Горького. Как раз в очередную годовщину знакомства Орловой и Александрова. Организовано все было с большой помпой. Была закуплена зарубежная техника, сооружен экран площадью сто семьдесят квадратных метров, установлены дополнительные места на двадцать тысяч зрителей. И все равно билеты были раскуплены в один день. А вокруг парка пришлось выставлять наряды конной милиции, чтобы не пускать прорывающихся на премьеру безбилетников.

«Теплая безветренная погода, звездное небо, окружавшие необычный кинозал вековые деревья – все способствовало успеху премьеры, – пишет Александр Хорт. – Зрители сопереживали персонажам, несколько раз действие сопровождалось аплодисментами, а ближе к концу фильма зрители встали и аплодировали в такт песне «Широка страна моя родная», а на сцене, словно сошедшие с экрана, появились исполнители основных ролей. Но далеко не все – в частности, к большому разочарованию зрителей и особенно зрительниц, не было Сергея Столярова».

К сожалению, Александров перед самой премьерой успел поссориться с артистом, сыгравшим у него главную роль. В принципе все смирились, что всю Москву заполнили рекламой с изображением Орловой и что на всех афишах было крупным планом ее лицо, а все остальные в несколько раз меньше и где-то внизу. Но когда актеры увидели, что на огромной афише у входа в парк указаны только фамилии Орловой и Столярова, они возмутились и в знак протеста отказались участвовать в премьере. Принципиальный Столяров последовал их примеру.

Вообще у четы Орловой и Александрова близкие отношения с партнерами по фильмам как-то не складывались. Заканчивались съемки, и все расставались как чужие люди. Ни друг к другу в гости, ни на премьеры, ни на спектакли. Правда, Орлова не забывала поздравлять бывших коллег с юбилеями и другими важными для них событиями – в архивах сохранилось немало ее поздравительных писем и телеграмм. Что же касается длительных отношений, то они поддерживались разве что с Джимом Паттерсоном, сыгравшим в «Цирке» чернокожего сына Марион.

Любовь Петровна потом шутила: «Кто сказал, что у меня нет детей? У меня есть мой киносын – Джим».

Джим Паттерсон

Успех у фильма был безумный. Все те гротескные шутки и мелодраматические несуразности, которые так раздражали Ильфа и Петрова, зрители воспринимали не умом, а сердцем и были от них в полном восторге. Публика валом валила в кинотеатры, чтобы восхититься красавицей Марион Диксон, посочувствовать ее несчастьям и вместе с ней спеть «Песню о Родине». Орлова не ошиблась – это был ее личный триумф. Теперь она точно была уже не только Анютой из «Веселых ребят». «Отныне на долгие годы светлое словосочетание «Любовь Орлова» стало привычным для всех категорий кинозрителей, а точнее, для всех советских людей. По каким-то причинам можно было не видеть фильмов с ее участием, но не слышать о ней было невозможно. Только по фамилии ее не называли, обязательно имя и фамилия. Любовь Орлова, как сейчас принято говорить, стала брендом».