с подповерхностными океанами в Солнечной системе, и он связан с тем, что мы знаем о пищевых сетях в земных океанах. За исключением биоценозов гидротермальных подводных источников, вся пищевая паутина (т. е. все множество взаимосвязанных пищевых цепочек) в глубинах наших океанов существует благодаря солнечному свету. Основу пищевых цепочек составляют микроскопические организмы вроде фитопланктона, которые преобразуют солнечный свет в энергию посредством фотосинтеза. Хотя солнечный свет способен проникать в толщу воды всего на 800 м в глубину или даже немного меньше – эта часть океана называется фотической зоной, – все остальные морские существа в конечном счете потребляют энергию, накопленную этим фотосинтезирующим планктоном. Ледяной щит на Новой Европе полностью блокировал бы образование фотической зоны. Свет материнской звезды просто не смог бы проникнуть сквозь толщу льда в лежащую под ним воду.

И NASA, и Европейское космическое агентство оценивают возможность отправки космических миссий, которые взяли бы прямые пробы темного материала, выступающего из трещин на поверхности Европы, и сделали их анализ. Но для этого необходима посадка спускаемого аппарата со сложными приборами для химического анализа – наподобие марсохода Curiosity. Наконец после посадки на Европе сначала, с высокой вероятностью, придется пробурить слой льда, чтобы взять пробы подледной воды. Тогда, если зонд обнаружит живые организмы, мы сможем начать исследовать эволюционную цепочку, которая привела к их возникновению. Если же зонд не найдет ничего, это станет свидетельством того факта, что жизни труднее развиваться в мирах с разогреваемым приливными силами подповерхностным океаном, чем мы предполагали. Как бы то ни было, вопрос о том, почему на поверхности подобных миров нет жизни, должен решаться посредством сбора и анализа новых данных, а не чисто теоретически. И наконец, данные миссии, отправленной на Европу, могут дать нам информацию о возможности жизни на планете типа Новой Европы – именно планете, а не на спутнике, – но могут и не сказать ничего определенного. Как и с большинством экзопланет, здесь перед нами стоит множество вопросов, на которые пока непонятно как отвечать. Но об этом мы еще поговорим в главе 17.

Разумная жизнь и технический прогресс

Мы знаем, что на Земле первые многоклеточные организмы развились вокруг подводных гидротермальных источников, – поэтому вполне логично предположить, что и на Новой Европе многоклеточная жизнь могла эволюционировать тем же образом. И снова нам придется признать, что у нас нет никаких данных, на основе которых мы могли бы сделать выводы о возможности возникновения в подобных условиях разумной жизни? Однако, если предположить, что разумная жизнь и технологии там все же появились, мы можем попробовать задуматься об особенностях цивилизации, развивающейся в глубинах подповерхностного океана.

Как и на Айсхейме, камни, из которых состоит морское дно, и материалы, поступающие на поверхность из вулканических и гидротермальных кратеров, вполне могли бы дать достаточное количество как металлов, так и химикатов для технического прогресса. И как колесо символизирует технологии Земли, а трубка – технологии Айсхейма, так символом технологий Новой Европы должен стать плавательный шар – важнейшее средство передвижения в этом мире. Шар, наполненный газом (или, что более вероятно, какой‐то жидкостью, менее плотной, чем окружающая вода), мог бы позволить жителям Новой Европы подниматься над твердой поверхностью их планеты и исследовать окружающий их мир во всех подробностях. Мы можем предположить, что сначала их перемещения были бы исключительно горизонтальными – то есть в основном параллельными океанскому дну. Новоевропейцы составили бы карту этого дна, разглядывая его сверху – почти как европейские мореплаватели в эпоху географических открытий исследовали разные уголки Земли. Однако в конце концов они бы подняли взгляд вверх и обратили внимание на толщу подповерхностного океана над своими головами. Собственно, единственное, что понадобилось бы им, чтобы отправиться наверх, – подобрать для своих плавательных баллонов как можно более легкую жидкость.

Вот тут‐то их и встретил бы купол из льда.

Что произошло бы, если бы на заре покорения космоса человечество натолкнулось на барьер, не позволяющий нам двигаться дальше и выше? В представлениях древних греков Землю окружал именно такой барьер: твердая хрустальная сфера с закрепленной на ней Луной. Вращением этой сферы греки объясняли движение нашего ночного светила по небу. Построили бы новоевропейцы свою космологию вокруг какой‐нибудь похожей теории и остановились бы на этом, довольные тем, что добрались до края своей Вселенной? Или все-таки рискнули бы пробить туннель сквозь ледяной слой и посмотреть, как далеко он протянется?

Вполне вероятно, что события на Новой Европе в какой‐то момент стали бы зеркальным отражением научно‐технического прогресса на Земле. Ключевая разница состояла бы в том, что земные ученые сосредоточились на движении вглубь, в недра нашей планеты, пытаясь понять ее строение, а ученые Новой Европы устремились бы вверх, к ледяному куполу над головой. Развитие сейсмологии в XX столетии позволило нам представить себе внутреннее строение Земли. Точно так же ученые Новой Европы могли бы открыть методы использования звуковых волн для исследования ледяного слоя и таким образом обнаружить, что этот слой не занимает всю Вселенную за пределами их подледного океана, а имеет конечную толщину.

Земные ученые тоже занимались глубинным бурением. Рекорд, достигнутый ими, – Кольская сверхглубокая скважина в России, недалеко от Мурманска. Она уходит вглубь Земли на 12 с лишним километров. Располагай новоевропейцы подобной техникой, и они, вероятно, смогли бы выйти на поверхность ледяного щита, просто пробурив вертикальную скважину – по крайней мере, если бы толщина этого льда была примерно того же порядка, какова она, по нашим расчетам, на спутнике Юпитера Европе.

Но движущей силой этого путешествия была бы не только (или даже не столько) любознательность. Выход на поверхность льда мог бы сулить в придачу огромные технические и экономические выгоды – ведь он позволил бы новоевропейцам получать и перерабатывать энергию от излучения их материнской звезды! Как мы используем геотермальную энергию для выработки электричества или для теплоснабжения, так и они могли бы установить на поверхности льда солнечные батареи. Можно даже представить себе «гонку к поверхности» между цивилизациями – обитателями разных гидротермальных источников – аналог космической гонки XX века на Земле.

Можно вообразить также энергетические установки на ледяной поверхности, окруженные панелями, собирающими солнечную энергию, и связанные длинными кабелями с океанским дном. Можно провести аналогию между новоевропейцами, использующими поверхность льда к собственной выгоде, и людьми, точно так же использующими околоземное пространство. Человечество пока пользуется спутниками преимущественно для связи и навигации, хотя уже заходит речь и о строительстве гигантской солнечной электростанции на околоземной орбите.

Новоевропейцы, обслуживающие свои энергетические станции на внешней поверхности льда, нуждались бы в защите от космического вакуума или от газовой атмосферы своей планеты так же, как люди на МКС