— Как его зовут?

— Прапорщик Кузьмичев…

Старший прапорщик в/ч 16265 Кузьмичев Валерий Павлович испытывал трудности с деньгами. Трудности заключались в том, что он хотел иметь денег много, а имел — мало. Что создало опасный для обороноспособности страны дисбаланс. Потому что войсковая часть 16265 была не просто в/ч, а была складом армейского резерва вооружений. А старший прапорщик — кладовщиком.

Должность не пыльная, но малоденежная. Особенно если учитывать его возросшие за последнее время потребительские аппетиты. Когда столько всего есть в свободной продаже, трудно все это не купить. Раньше было проще — раньше не было соблазнов, потому что ничего не было. И раздражающих примеров не было. Командир части получал чуть больше прапорщика, а купить мог даже меньше его, если, к примеру, у прапорщика жена была товароведом военторга, а у командира библиотекарем. Тогда и воровать-то по-крупному смысла не имело. Куда потом эти деньги девать? В гарнизонной лавке лишнюю банку сгущенки купить? Так ее и так можно было купить, хоть целый ящик, на те еще полновесные рубли.

По мелочи, конечно, тянули, кто тогда не тянул, но это было скорее хобби, чем воровство. «Приделать ноги» незаменимой для рыбалки химзащите Л-1 или слить канистру бензина — это одно, это — святое. А вот загнать на сторону что-нибудь посерьезней, хоть даже один несчастный «макар», никому в голову не приходило. Потому что за тот «макар», будь ты хоть кладовщик, хоть командир части, хоть начальник округа, тебя бы закатали лет на пять с конфискацией!

Теперь все изменилось.

Теперь министр обороны может запросто «потерять» в Чечне оружия и воинского имущества на полмиллиарда баксов и выстроить за казенный счет пятиэтажную дачку на Рублевском шоссе, командующий флотом толкнуть налево списанный им же крейсер, а командир дивизии стратегических бомбардировщиков передать пару бомбовозов в СП, для организации челночных рейсов в Турцию.

Нынче все можно!

А если начальству можно, почему кладовщику нельзя? Чем он хуже? У него тоже много чего на подотчете числится.

Так себя уговаривал «товарищ прапорщик», когда загнал налево первую коробку патронов к пистолету «ПМ». Патроны ушли бойко и дорого. Судя по тому, как бойко и как дорого, в патронах население нуждалось не меньше, чем в хлебе насущном.

Проданные патроны прапорщик списал как «пришедшее в негодность в процессе ответственного ранения имущество», выставив комиссии бутылку водки. Комиссия выпила водки, закусила плавленым сырком и подмахнула акт.

Воодушевленный успехом, прапорщик обошел свое хозяйство, прикинув, сколько все это разложенное на стеллажах добро может стоить. Получилось — очень много. Оказывается, прапорщик был не бедным человеком, был очень богатым человеком. А жил как нищий! Разве это справедливо?

Прапорщик загнал две коробки патронов и выставил комиссии две бутылки водки, что комиссию устроило.

Покупатели двух коробок патронов нашли прапорщика через неделю, пожаловавшись ему, что попали в очень затруднительное положение, потому что, имея до черта патронов, не имеют возможности пострелять, потому что не имеют пистолета. И предложили продать им пистолет. Двадцать штук. Но можно и десять.

Продажа десяти пистолетов позволяла прапорщику приобрести «Жигули», о которых он давно и безуспешно мечтал. Но продажа десяти пистолетов было бы преступлением. Поэтому он категорически отказался продать десять пистолетов, продав только пять. И купил «Москвич».

Списать пистолеты было труднее, чем патроны, пришлось ему устраивать на складе небольшой потоп, который залил «сданное на ответственное хранение имущество, приведя его в полную негодность». На этот раз комиссия, проявив принципиальность, подписывать акт за бутылку водки и плавленый сырок отказалась, потребовав минимум ящик водки и колбасу с красной рыбой на закуску. Прапорщик с испугу выставил два ящика… Но водкой дело не кончилось — по части поползли слухи, что Кузьмич загоняет на сторону оружие. Прапорщика вызвал его вышестоящий начальник.

— Ты что, патронами торгуешь? — напрямик спросил он.

Прапорщик промолчал. Что можно было истолковать как признание.

— Как ты смеешь?! — возмутился начальник. — Как ты смеешь торговать вверенным тебе имуществом!.. Без меня…

Прапорщик понял, что с вышестоящим начальством придется делиться. То есть возникло то, что на языке официального следствия называется — сговором лиц с целью создания преступного сообщества.

Не один Кузьмич хотел жить лучше, другие тоже хотели.

Под прикрытием начальства торговля пошла бойчей. Кузьмича находили крепкие ребята в одинакового покроя кожанках и делали предложения от которых невозможно было отказаться. Вначале они интересовались «маслятами» и разными прочими «грибами», потом «макарами» и «калашами».

Списывать «стволы» в таких количествах было невозможно, и на складе стали появляться пустые ящики. В которые вряд ли кто-нибудь когда-нибудь сунется. Склад был слишком большим — сотни ящиков лежали на тысячах полок, лежали годами и десятилетиями в ожидании большой войны. Это и были военные закрома Родины. Ревизии, которые раньше случались чаще, а теперь их почти не было, подходили к делу формально — проверяли документы и строго спрашивали кладовщиков: все ли на месте? Кладовщики божились, что все, на чем проверка обычно заканчивалась. В гостевой баньке.

Иногда особо въедливые ревизоры тыкали пальцем в какой-нибудь наугад выбранный ящик, которому сбивали крышку, — если с ним все было в норме, то и на складе все считалось в порядке.

Если ревизоры приближались к сомнительным полкам, кладовщик играл с ними в популярную в стране телеигру, предлагая отказаться от осмотра ящиков, взяв приз.

— Я даю вам сто, и вы туда не заглядываете! — предлагал кладовщик.

«Сто» — конечно, не рублей. Участники игры соглашались не сразу и редко когда соглашались на «сто», но соглашались всегда. Потому что приз был гораздо больше премии, на которую мог рассчитывать ревизор, обнаруживший недостачу.

Конечно, рано или поздно обман должен был вскрыться, но прапорщик Кузьмичев, как и каждый вор, надеялся, что это произойдет не скоро. И не с ним.

И продолжал свой бизнес.

Пустые ящики множились, деньги прибывали, а из прилавках все еще оставались товары, которые он не мог себе позволить купить. Он уже имел «Жигули», причем не одни, и уже хотел не «Жигули», а хорошую иномарку. И много чего еще хотел — отчего денег ему не хватало даже больше, чем раньше. Потому что денег не хватает всегда. И даже тем, у кого их куры не клюют…

Когда Кузьмича нашли кавказцы и предложили продать партию гранатометов — он отказал. Потому что боялся с ними связываться. Но кавказцам если они что-то сильно хотят, отказать трудно.

— Зачем так сказал? — обиделись они на него. — Мы же знаем, ты русским продаешь! Мы что — хуже, да?..

— Ну почему хуже… Я не сказал, что хуже… — замялся прапорщик. — Просто у меня сейчас нет того, что вам нужно.