видали и не такое. Прогулялся я до дома старосты. Разное кумушки говорят. Наказывать тебя будут, но не слишком строго. Хотят отчитать публично, допросить о твоём поведении и в назидание остальным, исходя из того, что ты скажешь, всыпать. Сам-то что надумал?

— Остаться. Отсюда не убежишь.

— Неужели вольный летний ветер не щекочет твои ноздри? — старик нагнулся, поднимая рубашку. Встряхнул ее от пыли.

— Осторожней, там игла. Я хотел зашить дырку.

— Хозяйственный, — волколак провел пальцами по воротнику, разглаживая непонятную складку, — а внутрь воротника не лазал?

— Зачем?

— Знаешь, я за свою жизнь многого насмотрелся. Уж глупостей — на две жизни. Порой очень легко ошибиться, выбирая свой путь. Испугаться сойти с протоптанной тропки, задержаться в стае. Кстати, во дворе поспела клубника. Не хочешь?

— Я ее не особо люблю, спасибо, что предложили.

— Да я тоже к ней равнодушен, для наших девушек сажал. Для Ивалэль и малышек. Поздновато она в этом году.

— Я не разбираюсь в сроках сбора урожая, простите. И дайте мне спокойно привести свою одежду в надлежащий вид. У эльфов принято, если вы заметили, скромно одеваться.

— Заметил, конечно, заметил, — дед сел в мое кресло и закинул ногу на ногу, достав из кармана курительную трубку. Если он начнет тут дымить, я, точно, выскажу ему все, — Сразу видно, что ты не садовод. Обычно тут клубника спеет ко дню солнечного равноденствия, как у нас. А в этом году дней на десять запоздала, — старик замолчал, вертя трубку в руках.

Две недели после дня солнечного равноденствия. Но он был-то только вчера. Я еще поздравил клиента, вручив ему свиток. В Империи этот день всегда отмечают особо. А две недели куда пропали? Или этот старик лжет, а может, он так меня проверяет? Думает, что я пьяница и не знаю дат? Не слежу за ними, живу от бутылки до бутылки. Как меня, вообще, угораздило опьянеть? Вот в чем вопрос.

— Вы ошиблись, день солнечного равноденствия был только вчера. Я в этом уверен.

— Да ну? Я так и подумал. Как всегда оказался прав. А внук у меня слишком умный стал, рано что-то. И забыл, каким сам был неугомонным до свадьбы.

— Простите?

— Прощу. Я-то точно, а вот старейшина вряд ли. Замри-ка на секунду.

Одно перетекающее стремительное движение, и зубы сумасшедшего старика оказались у моего горла, а нос сделал жадный вдох.

— Да что вы себе, в конце-то концов, позволяете?!

— Думать. Я позволяю себе наблюдать и думать. А потом еще и делать выводы. У тебя от шеи выделанной кожей пахнет. Ничего такого не носил? Шнурочка там, веревки какой? Ну же, вспоминай! Протри рукой шею! Думай.

— Нет, конечно. Ничего не носил.

— Ладно, — он снова сел в кресло, перебрал пальцами с выпущенными когтями по подлокотнику, оставляя тонкие шрамы на лаке, — Подойдем с другой стороны. Я не люблю совать нос в секреты, которые меня не касаются. И по чужим тайникам не лазаю, не по мне это. Но тут, уж, прости.

Острый коготь подпорол дыру еще больше и скользнул внутрь воротника, словно выуживая оттуда что-то. Внутри меня начала вскипать ярость, злость и какая-то отчетливая ясность, что там мой тайник.

— Оп-па. Ну да, а что еще можно было ждать от тебя-то. Лови.

Мне на колени упал измазанный воском крошечный сверток. Шерли! Свиток драгоценный. Приключения мои! Жизнь моя. Все украдено! Даже рабский ошейник!

— Этьен — драный волк!

— Ты знаешь, а я вынужден согласиться. Ну, может, и не драный, но взял на себя то, что не сможет унести. Только не ори больше, малышек разбудишь. Им еще спать и спать.

— Что я вам должен?

— Ну как тебе сказать. Каждый блюдет свою выгоду. Мы не эльфы, мы волколаки. Всю жизнь тянем одеяло на себя, точнее, на свою стаю. Не возражаешь, я закурю?

— Нет, конечно. Я только окно открою.

— Не стоит. Пока оно закрыто, снаружи нас никто не услышит, я установил парочку артефактов по всему дому.

Дед медленно покрутил в пальцах трубку, подул на несгораемую лучинку, вытянутую из кармана. Та сразу же занялась розовым пламенем. Так же неспешно, словно не видя моего нетерпения, поковырял ею кончик трубки, поджег, наконец, раскурил. Наслаждаясь, прикрыл глаза и чмокнул губами. Я с досадой зашвырнул одеяло обратно в постель.

— Я так и думал.

— Что? Что вы думали?

— Что стыда и стеснения в тебе не осталось на самом-то деле. У меня, знаешь, правнучки. Да и еще малыш скоро поспеет, только пеленки меняй. А тут ты. Молодой, горячий, буйный, совсем как Этьен в твои годы. Удержишь такого навязанным браком? Нет, конечно. А если еще кто узнает, что ты творил без пригляду. А ты творил, можешь не отпираться. И закончи уже вещи швырять. Вот что будут кумушки чирикать в остренькие ушки моих девчат, как на них посмотрят? Кто их в жены возьмет при таком-то дядьке? Да и сам ты или не женишься, или от жены удерёшь. Со скандалом. Так?

— Допустим.

— Скажи, мне это нужно? Нет. И ещё раз нет. Остепенись для начала, а потом можешь хоть куда возвращаться. Хоть домой к сестре, хоть куда. Нет, я уважаю молодость и горячность, но не рядом с моими малышками и не здесь. Эльфийки такого поведения не оценят. И, сам понимаешь, если что-то не то всплывет, то ты просто огребешь наказание, а отвечать все равно будем вместе. Всей стаей, всем родом. Ясно?

— И что вы мне предлагаете?

— Тебя надо или убить, или дать тебе сбежать. Скажи-ка, а трубку ты часом не куришь? Вам же можно, вроде.

— Не запрещено, но и не курю.

— А придется. Дорогая вещичка. На-ка держи, у меня вторая есть, получше.

— Зачем?

— А ты ее раскури где-нибудь на поляне, только как следует. А потом сыпани к табачку вот этот вот порошочек. И сразу бросай на землю. Будет тебе портал до столицы. Бывшей столицы в краю волколаков.

— Спасибо, — я протянул ладонь за подарком.

— Я тебе ничего не говорил. А трубку одолжил после того, как мы тут с тобой разболтались о сортах ягод. Ясно? Ты сам ее у меня попросил. И до рассвета, будь любезен, сделай отсюда ноги, а то кумушки как нагрянут, Ивалэль как спросит. Мало ли что может всплыть. Нам ведь обоим это не надо?

— Абсолютно точно.

— Ну вот и хорошо. Мало я этого паршивца в детстве порол. Или, наоборот, слишком много. Забыл он, совсем забыл, как бывает в юности. И что ветер в лапах не удержишь, все равно