С годами его образ мыслей и восприятие мира стали меняться. Он понемногу перестал воспринимать окружающее как детали некой огромной машины. Занимаясь расследованиями крупных транспортных катастроф, он по долгу службы часто был вынужден сталкиваться со смертью и человеческим горем. При этом Гэс, как справедливо сказал в свое время Белинде, все же не был роботом. Он мог испытывать любовь, как и боль потери. Просто в молодости ему легче удавалось держать эти чувства внутри.

В 2003 году у его отца обнаружили лейкемию. Он умер в 2009-м, а еще через год скончалась от разрыва аневризмы мать Гэса. Пустоту, которая возникла после этого в его душе, невозможно было объяснить. Программа дала сбой. Гэс на себе ощутил горе – то, что видел много раз, работая в НУБП. Смерть предстала перед ним не как отвлеченное понятие, а как страшная и непреодолимая реальность.

Теперь, когда ему исполнился пятьдесят один год, Гэс Франклин чувствовал, что к нему начала приходить мудрость, в том числе способность понимать не только фактическую сторону происходящих событий, но и их воздействие на людские души. Авиакатастрофа – это трагедия, которая свидетельствует: на свете есть много того, что человек не может полностью контролировать.

Когда августовской ночью его телефон зазвонил, Гэс подумал и о жертвах катастрофы – экипаже и пассажирах. И, конечно, о двух маленьких детях, находившихся на борту.

Начал он с анализа фактов. Итак, частный самолет – модель, изготовитель, год постройки? – пропал с экранов радаров – аэропорт отправления, прибытия, последний сеанс радиосвязи, данные радиолокационных устройств, погодные условия? Опрос пилотов находившихся поблизости воздушных судов и диспетчеров других аэропортов никаких результатов не дал. После того, как было зафиксировано исчезновение самолета с экранов РЛС, больше его никто не видел.

Пока формировалась группа людей, которым предстояло заниматься поисками, были сделаны необходимые в подобных случаях телефонные звонки.

К тому моменту, когда Гэс оказался в машине, у него уже имелся список пассажиров пропавшего самолета. На основе скорости движения борта был намечен предполагаемый район поисков. О случившемся проинформировали командование ВМС и береговой охраны, которое выделило для проведения операции вертолеты и корабли. Когда Гэс добрался до аэропорта Тетерборо, осмотр поверхности океана уже начался. Хотя все еще оставалась надежда на то, что самолет совершил где-нибудь вынужденную посадку, но не смог сообщить об этом из-за отказа радиосвязи.

Первые обломки были обнаружены через двадцать два часа.

НЕСМОТРЯ НА ДОВОЛЬНО ХАОТИЧНОЕ СНИЖЕНИЕ, вертолет приземляется на удивление мягко. Унтер-офицер ВМС Беркман распахивает сдвижную дверь, и пассажиры выпрыгивают из машины на палубу. Лопасти вертолета со свистом рассекают воздух над их головами. Скотт видит вокруг десятки людей в морской форме. Каждый из них занят своим делом.

– Сколько времени мы отсутствовали на экране… – говорит Скотт, но Гэс, не дослушав его, отвечает:

– Скажу вам честно: служба контроля за воздушным движением аэропорта Тетерборо допустила промах. Ваше исчезновение с экранов радаров заметили только по прошествии шести минут. Это чертовски большой промежуток времени. Из-за такого прокола район поиска увеличен во много раз. Кто знает, что могло произойти? Упал самолет в воду сразу же или резко снизился и какое-то время летел над поверхностью океана? А что, если он еще и изменил курс? Где его прикажете искать? Когда воздушное судно пропадает с экрана РЛС, диспетчер первым делом пытается вызвать его по радио. Он делает это в течение девяноста секунд. Затем вызывает другие самолеты, находящиеся в том же районе, – возможно, они видят исчезнувший борт. Может быть, у него вышла из строя антенна и по этой причине радиообмен с ним невозможен. Если никто пропавший самолет не наблюдает, диспетчер связывается с береговой охраной и говорит: «У меня исчез с экрана самолет». Затем сообщает, когда это произошло, где самолет видели в последний раз, каким курсом и с какой скоростью он летел. Береговая охрана отправляет на поиски свой корабль и поднимает в воздух вертолет.

– А когда позвонили вам?

– Ваш самолет упал в воду в 22 часа 18 минут в воскресенье. В 23 часа 30 минут я уже следовал в Тетерборо с авральной командой.

Низко над палубой с ревом пролетает огромный Эйч-Си-130 военно-воздушных сил, вспарывая воздух четырьмя винтами. Скотт инстинктивно пригибается.

– Он пытается уловить отраженный сигнал, – говорит Гэс, кивая в сторону самолета. – Обычно все суда, самолеты и вертолеты используются для визуального поиска. Кроме этого, для обнаружения обломков применяется подводный сонар. Мы стараемся получить в свое распоряжение все, что можно. Само собой, в первую очередь стараемся найти черный ящик. Его данные вместе с записью голосовых переговоров пилотов позволяют посекундно восстановить ход событий на борту самолета.

Скотт видит, как Эйч-Си-130 закладывает вираж, разворачивается и отправляется на новый заход.

– Значит, никакого контакта по радио с самолетом не было? – уточняет он. – И сигнал о помощи экипаж не подавал?

Гэс запихивает в карман свой блокнот.

– «Спасибо, контроль» – это последнее, что сказал пилот по радиосвязи. Это было секунд за тридцать до того, как самолет оторвался от взлетно-посадочной полосы.

Большая волна приподнимает и снова опускает корпус корабля. Скотт хватается за бортовое ограждение, чтобы сохранить равновесие. Вдали он видит идущее малым ходом судно НУОА.

– В общем, мы сели в Тетерборо в 23:46, – продолжает свой рассказ Гэс. – Первым делом я сразу же собрал все данные службы контроля за воздушным движением. Оказалось, что речь идет о частном самолете без полетного плана и с неизвестным количеством пассажиров, который пропал над океаном примерно час двадцать минут назад.

– У них не было полетного плана?

– На территории США для частных самолетов это не обязательно. Список пассажиров имелся. В него были внесены четыре человека. Семья – муж, жена и двое детей. Плюс экипаж – еще трое. Однако затем с Мартас-Вайнъярд поступили сведения, что пассажиров на борту было по меньшей мере семеро. Поэтому мне пришлось выяснять, кто еще мог оказаться в самолете, имеют ли они какое-то отношение к случившемуся. Кстати, мы на тот момент понятия не имели, что, собственно, произошло. Да и откуда нам было это знать? Может, вы изменили курс и полетели в сторону Ямайки? Или сели в каком-нибудь другом аэропорту – в Нью-Йорке или в Массачусетсе?

– Я в это время уже находился в воде и плыл. Точнее, мы. Я и мальчик.

– Да, верно. А теперь в воздухе висят три вертолета береговой охраны и, возможно, еще один из ВМС. Потому что через пять минут после того, как я вошел в помещение диспетчерской службы воздушного контроля, мне позвонил шеф, которому до этого звонил его босс. И я узнал, что на борту был Дэвид Уайтхед, важная персона, и поэтому сам президент взял дальнейшее развитие ситуации под свой личный контроль. Это означает, что оскандалиться нельзя ни в коем случае. И еще сообщили, что меня ждет встреча со спецгруппой из ФБР, а возможно, и с каким-нибудь высоким чином из министерства внутренней безопасности.