— Тут — свекла… тут — картошечка… десять банок тушенки… а здесь — ого! — сало! Ты богатая женщина!

— Брось! И вообще…

— Тсс!!! — Максим взял Олесю за плечи. — Я, конечно, понимаю, ты у нас девушка гордая, но… кроме всего прочего, тебя не настораживает последняя фраза? Забыть и не вспоминать никогда. А если ты не забудешь?

— Обойдусь без этих подачек!

— Нет, милая, боюсь, здесь не о подачках речь — дело куда хуже! Они — те люди, кто стоит за твоим двумя гоблинами, — явно всполошились. И мне, честно говоря, не очень понятно, почему они тебя вообще не убили?

Олеся хлопнула ресницами:

— Убили? Что ты такое несешь, Макс?!

— Наверное, потому, что тогда уж явно начали бы разбираться… директор или наш Комитет… — усевшись в кресло, Тихомиров рассуждал вслух. — Значит, они не хотят никаких разбирательств. Даже гоблинов своих из школы убрали — все условия создали Олесе Ивановне. Зачем? А чтоб не заговорила, не вспомнила… Вряд ли они догадались, что Комитет уже послал к тебе человека — меня. Слишком уж быстро! А если бы они тебя убили или ты пропала бы — тогда, скорее всего, стали бы искать, разбираться… есть кому — и они об этом прекрасно знают.

— Да кто они-то? — упав в кресло, с возмущением воскликнула девушка.

Макс заложил руки за голову и потянулся:

— Если б я знал, ма шери, если б я знал… Подвал! Конечно же — подвал! Вероятно, они что-то там прячут… ты говорила про какой-то запах?

— Ну да. Сильный такой смрад. Но его поначалу не было… или я просто внимания не обратила.

* * *

Директор школы — дебелая женщина лет пятидесяти — ничего нового к тому, что уже узнал Макс, не добавила. Да, приняла в октябре двоих деревенских… Вели себя не очень? Так они все не очень. Родители, кстати, их забрали… нет, не сами — приезжал тут один человек, сказал, что староста из их деревни. Лютово называется… или как-то так.

— Староста? А как он выглядел?

— Да никак. Обычный такой мужичок, седоватый, крепенький. А взгляд такой… неприятный. Словно бы нечеловеческий… да.

Староста… Не тот ли это староста… не старый ли знакомый? Как теперь узнать? Парни-то в школе вряд ли еще покажутся. А может, они с кем-то общались, дружили?

— Общались — да, — сухо кивнула директор. — А вот насчет дружбы — так это вряд ли. Но вообще поспрашивайте у учителей.

Тихомиров так и сделал, пользуясь предоставленной ему властью, только начал не с учителей — с ребят. Случайно углядел бежавшего по коридору мальчишку — в темном пиджачке, аккуратно стриженного, в очочках, этакого Знайку.

— Бонжур, Денис. Не пробегай мимо!

— Бонжур… Ой, здрасьте, дядя Максим. Давно вас не видел!

— И я тебя…

Эх, были когда-то благословенные времена, захаживал Макс в русско-французское общество, на курсы. И Денис Лезнов тоже там обретался. Было, было когда-то такое время. И не так уж давно.

— Побазарим?

Денис улыбнулся:

— Легко!

— Где бы нам присесть?

— А пойдемте на третий этаж — там никто не учится, а в коридоре парты составлены.

* * *

Денис тоже не рассказал ничего существенного, разве что добавил, что оба гоблина обожали пугать малышей.

— Страсти какие-то рассказывали… Про трехглазых монстров.

— Про трехглазых?

Макс тут же вспомнил цветики-семицветики, странную деревню с частоколом, вой и ужасную трехглазую морду!

— А что конкретно рассказывали-то?

— Да ничего конкретного, — отмахнулся мальчишка. — Так, пугали… Мол, не будешь приносить каждый день дань — отдадим тебя монстрам.

* * *

Трехглазые монстры…

Выйдя из школы, молодой человек взглянул на часы и в задумчивости отправился в библиотеку — члены Комитета договорились по возможности собираться каждый день, докладывать о выполнении поручений, делиться мнением, планировать.

— Привет, Максим Андреевич! Что такой задумчивый?

Верхом на шикарном велосипеде, сверкающем никелем и лаком, Тихомирова обогнал Леха Трушин — местный «авторитетный бизнесмен», тоже с недавних пор входивший в Комитет управления. Мотивировал свое желание тем, что «достал уже весь этот бардак!».

По поручению Комитета Трушин теперь организовывал народную дружину — патрулировали школы, людные места, рынки.

— Хочу кое-чем поделиться. — Леха слез с велосипеда и зашагал рядом с Максом, придерживая белый пластиковый пакет с каким-то длинным свертком. — На одном рыночке, у Дома культуры, мясом начали торговать, между прочим — свежим. Но не целиком — тушами, — а всякими там обрезками, ребрами… Я бы даже сказал, объедками.

— Ну, коров да свиней многие держат.

— Так-то оно так… — Трушин недоверчиво покачал головой. — Я, конечно, не специалист, но… Ты не знаешь, кто у нас в Комитете в анатомии разбирается?

— Не знаю… впрочем, постой! Так Агриппина же врач!

— Это та, что с косой? — уточнил Леха.

— Ну да.

— А не знаешь, будет она сегодня?

— Должна бы быть… А что?

— Так… Хочу ей показать кое-что, как специалисту.

* * *

Агриппина оказалась на месте — сидела за столом, весело о чем-то болтая с «мышонком» Галей и Глафирой Матвеевной, заведующей.

— Нам бы с ней уединиться, — обернувшись, шепнул Трушин. — Не хочется зря пугать…

— Сейчас…

Макс, на правах доброго знакомого, чмокнул в щеки всех женщин, Агриппине же шепнул:

— Отойдем во-он за тот стеллажик.

— Ой, ой, — с улыбкой покачала головой Глафира Матвеевна. — Вечно у вас какие-то секреты…

— Ну? — Поправив косу, женщина насмешливо взглянула на обоих. — Чего вам?

Трушин достал из пакета сверток, развернул. Пахнуло запахом несвежего мяса…

— Как вы думаете, что это?

— А тут и думать нечего, — напряженно усмехнулась Агриппина. — Берцовая человеческая кость!

* * *

Макс с Трушиным выследили продавца — неприметного мужичонку в старом прохудившееся ватнике и кирзовых сапогах, этакого бомжарика. Трушин предложил сразу его прижать, но Максим настоял на своем — аккуратненько проследить, откуда он это мясо берет.

— Понимаешь, Алексей, мы просто… ну, словно бы гуляем, разговариваем, за ним потихоньку пойдем, так вот, незаметненько.

— Ага, незаметненько — да меня в этом городке каждая собака знает!

— Тем более! Этому бомжу и в голову не придет, что такой человек, как ты, за ним следить станет!