Отправляясь в Варшаву, граф дополнительно заручился поддержкой коронованных особ Австрии и Пруссии. Те предложили полякам для решения вопроса создать специальную комиссию. Король Станислав Август Понятовский в своей политике ориентировался на Россию. К тому же он не мог отказать в просьбе императрице, с которой имел любовные отношения еще в бытность ее великой княгиней. Повлияла и присланная от соседних государств повторная нота. И король, и польский Сейм не признавали прав Ордена на майорат бесспорными, но Великое Приорство Польское с шестью Командорствами все же было учреждено…

Самому Мишелю Саграмозо эта запутанная и сложная история тоже принесла немалую пользу. Общаясь с российской императрицей, он так расположил ее к себе, что Екатерина предложила Великому магистру назначить его постоянным представителем Ордена в Санкт-Петербурге. Однако тот отказался, посетовав на финансовые затруднения и невозможность, в связи с этим, содержания посланника. К тому же он предположил, что лондонский и берлинский монархи могут обидеться на отсутствие послов при их дворах и также потребуют прислать. Граф Саграмозо получил прощальную аудиенцию у Екатерины II. Присутствовали ее сын, великий князь Павел Петрович и его супруга. На представлении об отбытии дипломата императрица написала: «Обыкновенно сверх денег дается еще подарок; а как граф Саграмозо к тому поведением своим более имеет право, то выберите табакерку с бриллиантами»…

Но будем считать эту пикантную историю лирическим отступлением. А в российской северной столице строились государственные планы относительно теперь уж не военного, а широкого дипломатического присутствия в Средиземноморье. И если с внедрением на Мальту нового поверенного в делах возникли проблемы, то всего за три года представительства России появились во всех крупных городах Ближнего Востока – Александрии, Дамаске, Бейруте, а также на островах Греческого архипелага и в важных портах южной Италии. Мальта, «касательно учреждений консулей», по мнению Российской Коллегии иностранных дел, была не самой важной. Как говорится, ваш, господа, номер – шестнадцатый. В разработанном в 1782 году списке мест, где «нужно и полезно быть может учредить вновь консулей и вице-консулей», Мальта оказалась даже двадцать шестой.

Однако в представлении императрице российское иностранное ведомство подчеркивало, что «…положение сего острова требует не столько по коммерческим, сколько по политическим резонам содержать в нем всегда поверенного человека, как то опытом последней с турками войны доказано. Звание консуля делает меньше огласки, нежели всякий другой министерский характер, а сверх того может оно и само по себе в истинном своем разумении сделаться нужным и по мере умножения в Средиземном море торгового нашего кораблеплавания, а для того всенижайше представляется, не угодно ли будет определить и назначить на Мальту генерального консуля, который бы постоянным своим присутствием приучал тамошнее правительство к вящщей с нами связи. По такому образу служения не излишне будет определить на мальтийский пост жалования 1800 рублей, почтовых денег 300 да одного канцелярского служителя на окладе 500 рублей».

Великого магистра Ордена Эммануила Рогана, узнавшего о намерении Екатерины II вновь определить посла на Мальту, совсем не грела мысль о появлении на острове «нового Кавалькабо», который бы умело и целенаправленно проводил российскую политику. Но, понимая, что совсем избежать этого не удастся, он через графа Разумовского, российского посланника в Неаполе, передал предложение императрице назначить на Мальту кого-либо из кавалеров Ордена Святого Иоанна. Дескать, «многие почести и преимущества поверенных в делах других государств, – хитрил мудрый лис, – тесно связаны с их принадлежностью к Ордену». Однако нужно было знать характер Екатерины. Своего решения она менять не собиралась. А посланник ею уже был утвержден. Им стал георгиевский кавалер, капитан второго ранга Антонио Псаро. Грек по национальности, он немало сделал для побед русского флота в последней войне с турками, хорошо с той поры изучил средиземноморский регион, понимал его важное значение для России и для других заинтересованных стран. И поэтому как нельзя лучше подходил на роль государственного поверенного.

Грамота, которой Псаро был снабжен Коллегией иностранных дел, гласила: «Как уже здесь, так сказать, в обыкновение вошло отправлять повсегодно, по Высочайшей Ея Императорского Величества воле, часть морских Ея Величества сил в Средиземном море, для экзерцирования морских служителей и для прикрытия и охранения по оному начинающегося беспосредственного кораблеплавания России, и, как опять легко статься может, что военные эскадры и торговые суда наши будут иметь случай заходить на остров Мальту, то Ея Императорское Величество из уважения к сим обстоятельствам изволила признать за нужное учредить своего поверенного в делах при Мальтийском Гран-Магистре и при всем тамошнем обществе». Помимо того, посланнику предписывалось «учтивым, ласковым и скромным поведением делать себя приятным» Великому магистру и руководству Ордена, что будет полезно для интересов русского мореплавания. Начинающий дипломат имел исчерпывающие сведения о состоянии отношений России с основными средиземноморскими державами. Вершители российской внешней политики прекрасно осознавали, что Османская империя не останется равнодушной к присоединению Крымского полуострова к России, произошедшее в 1783 году. И вряд ли ее устроит связанное с этим фактом расширение русского мореплавания в Черном море, где турки всегда чувствовали безраздельными хозяевами. Призрак новой русско-турецкой войны снова мог стать реальностью. Поэтому присутствие российского представителя на Мальте – этой «розе ветров» Средиземноморья, как и прежде, может стать неоценимым.

Первым официальным лицом, с которым встретился капитан Псаро, прибыв на остров, был Альмейда, вице-канцлер Ордена. Между ними произошел прелюбопытнейший диалог, который во многом показал, кто есть кто, и каковым станет для госпитальеров пребывание на их территории «нежелательного лица».

– Вы ведь не являетесь кавалером ордена Святого Иоанна, – высокомерно произнес Альмейда, – рекомендую вам не требовать от Великого магистра вашего формального признания, как поверенного в делах Российской империи.

Капитан улыбнулся и указал вице-канцлеру на украшавший его мундир белый эмалевый крест Святого Георгия. Этого высокого ордена, специально учрежденного императрицей Екатериной II «для награждения за храбрость», Псаро был удостоен за героизм, проявленный во время войны с турками 1768–1774 годов.

– Полагаю, этот военный орден теперь затмевает славу мальтийского в борьбе с неверными, – ответил он с достоинством.

Через день Великий магистр Эммануил де Роган принял аккредитацию Псаро. Он был весьма приветлив и ни словом не намекнул капитану о рекомендации вице-канцлера. Забегая вперед, скажу, что, несмотря на всевозможные дипломатические интриги, которыми было наполнено пребывание Псаро на Мальте, у него с первой же встречи сложились доверительные отношения с Великим магистром. Псаро посещал главу Ордена дважды в неделю, а при необходимости и чаще. Они вели полные скрытых дипломатических хитростей беседы и всегда оставались весьма довольными друг другом. Однажды капитан дал собеседнику прочитать свою депешу в Коллегию иностранных дел, в которой он описывал радушный прием, оказанный ему руководством Ордена. Магистр был польщен откровенностью и доверием посланника. Капитан, не медля, запечатал конверт и вручил его Рогану, чтобы тот сам отправил хвалебную депешу. «Это слишком честно!» – растроганно произнес магистр. Он так и не узнал, что на следующий день в Петербург ушло другое письмо, в котором Псаро был более критичен к мальтийским хозяевам. Дипломатия, что тут скажешь?