из основных инструментов оценки происходящего. У каких пойдешь на поводу — такой результат и получишь.

Я не хочу драмы. Черт, мой босс адски сексуален и горяч — меня можно понять, в конце концов!

Менее рациональная часть меня нашептывает: нужно свалить немедленно.

Блин. Блин. Блин.

Подсушиваю волосы халатиком, который планировала надеть после водных процедур. Потом мочу его под краном и тщательно стираю с лица, шеи и плеч тосоловые поцелуи Смолина. Полощу рот несколько раз.

Безумие.

Платон и правда напился бензина, масла, кислоты или еще чего-то в этом роде, и вся эта гадость впиталась в меня. Иначе объяснить не могу, почему горю. В костерок плеснули топлива.

Голову обносит. Когда я, одетая, собираю волосы в хвост, мечтая свалить из гаража как можно скорее, дверь внизу громко хлопает.

Быстрые шаги по лестнице.

В этот раз не пугаюсь. Буду рада кому угодно, хоть парню из фильма ужасов про Хеллоуин, если продолжать тему кино.

Это оказывается не Майкл Майерс, а Егор Смолин. Черные джинсы, модный тонкий фиолетовый свитер, бомбер — он выглядит неотразимо. И нравится мне чертовски.

Вот блин.

Едва вижу улыбку, привычная пустота внутри заполняется кислотой, которая сжигает заживо.

Что я наделала?!

— Привет! Ты готова? Только не говори, что все отменятся. Иначе в следующий раз идем на свидание до душа.

Я хочу сказать Егору, что чуть не переспала с его братом, но язык отчего-то намертво примерзает к небу. Если бы вы однажды увидели перед собой этого классного парня с веселой улыбкой, то тоже не смогли бы. Никто бы не смог!

Придумать оправдание изменению планов с лету не выходит. Решив отложить это на потом, я выдаю:

— Ну почти готова.

— Все в порядке? Ты какая-то красная вся.

Взмахиваю руками:

— Не в порядке, конечно. Твой брат облился тосолом, выставил меня из ванной и моется моими шампунями уже пятнадцать минут. А это недешевое удовольствие.

Осознанно хочу показаться максимально неприятной, меркантильной и мелочной. Гадкой, равнодушной, эгоистичной. Потому что признаться в том, что Платон несколько минут назад терся об меня членом, а я облизывала его губы, — не могу физически. Даже если бы решилась, цыганская сущность не позволит произнести такие слова вслух.

— Каждая стоит половину зарплаты, что он мне платит! И я злюсь!

По закону жанра именно в этот момент Платон заходит в гостиную. На нем широкая белая футболка и черные, такие же широченные штаны. Одет он, скажем так, по-домашнему.

Я осекаюсь на полуслове. Сердечная мышца разгоняется против воли, мне точно пора магний попить и витамины проколоть. Что ж такая реакция?! Слежу краем глаза.

— Бро, ты в порядке? — спрашивает Егор, называет незнакомое слово. Видимо фирму, что выпускает средства, которые они заливают в машины.

Платон кивает, дескать, оно.

Сейчас скажет, что мы сосались, и я умру от стыда и ужаса. При этом больше всего на свете я хочу, чтобы он сказал, что мы сосались.

Подошел, обнял, принял удар на себя.

Так получилось, брат, я в нее втрескался, давайте двигаться в новых реалиях.

Представляю себе эту фразу в красках, и внутри такое опасное счастье, что отворачиваюсь, потому что боюсь: не выйдет скрыть. Вдруг он не такой, как Тимур? Вдруг я ошиблась?

Пульс бахает.

— Да капец. Тросик порвался, а потом как хлынет, — говорит Платон медленно, хрипло. Усмехается. Низкий голос прокатывается по зудящей коже и ранит. — Не помню, как из ямы выскочил. Он какой-то ядреный, думал, глаза вытекут.

— Ты в курсе вообще, что его ни вдыхать нельзя, ни глотать? Ну и в кожу он впитывается моментально.

— Да в курсе. Ощущения теперь, будто полный стакан водки опрокинул. — Смолин прислоняется плечом к косяку. — Приход один за другим ловлю.

— Э-э-э, черт, может, в больницу?

— Да ничего. Я быстро смыл. Выживу. А ты-то где был?

— На тестах же.

— А-а.

Он прочищает горло и идет в мою сторону. Будто собирается обнять или... ну не знаю, влепить пощечину. Мне по-прежнему хочется, чтобы сказал что-то. Сама не могу решиться, но, если Платон хочет продолжения, открыть правду — дело важное. И если он это сделает, всем станет легче.

Но нет, проходит мимо. Достает из шкафа стакан, наливает из кулера воды. Осушает в три глотка, наливает еще. Егор подходит ближе, наклоняется и клюет меня в щеку.

— Окей. Ну что, суши волосы и едем? Хочу тебе одно место показать классное.

Платон, ты скажешь что-нибудь или нет? Я этого требую всем существом своим.

Кретин молчит. Ему стремно перед братом? Или просто не видит смысла освещать столь незначительный момент?

— Завтра рано на работу. Я, наверное, домой. У нас завал перед первым дедлайном, — даю ему поддержку.

— Ща погоди, улажу. Есть связи. — Егор коротко громко свистит. — Эй, Платон, простишь опоздание на пару часов?

— Прощу. — Смолин словно бьет наотмашь.

Я ощущаю обиду и понимаю, что ненавижу его каждой своей клеткой.

— Ты, кстати, почему не с Ритой? Собирался же.

Щеки горят так, что можно омлет пожарить.

Ритой?!

Платон морщится и быстро качает головой, дескать, передумал.

У него еще и подружка есть?!

Повелась, как последняя дура, на образ бывшего, такого же мудака. Стопроцентного. Нельзя хотеть Платона, о нем нельзя думать. Это грабли. Те же самые. Потом больно будет. Уже больно.

Сойдемся на том, что это срыв.

— Но шампунь нужно вернуть девушке, — говорит Егор со смешком.

— Или премию выписать, — добавляю я. — За труды, лишения и монотонную работу, от которой кони дохнут.

Платон, снова проходивший мимо, останавливается. Смотрит в глаза и открыто угрожает фразой:

— Я куплю тебе шампунь.

Глава 19

Платон

Это пиздец.

От нервного, мать его, напряжения дергается рука. Я подхожу к окну и наблюдаю, как брат открывает дверь тачки перед московской красотулей, наигранно раскланивается.

Тесты у него, блядь, в общий выходной день.

Элина смеется, делая реверанс. Садится за руль. Веселая, беззаботная. Я в полном ахуе, чуть не сожрал ее как живой десерт. А ей, выходит, шампуня жалко.

Моргаю несколько раз.

Упираюсь ладонью в оконный косяк и до рези в глазах пялюсь на белую ауди. Интоксикация усиливается, кровь послушно гонит антифриз по артериям к мозгу. Волна за волной накрывает. Я хочу действовать, но сдвинуться с места не получается.

Плохо. Блядь. Как плохо.

Влетел