Пока не принесли закуски, говорили о ерунде: бизнес, Кремль, новый законопроект о налогах. Найман был вхож в администрацию, но не делал из этого ресурс влияния или статуса. Покровский, чтобы отвлечь внимание, попросил помочь с долго тянущейся тяжбой с московским правительством из-за недостроенного объекта около метро “Сокол”.

– Зачем торопиться, Валентин? Вы же собираетесь жить вечно.

Это была шутка. Покровский посмеялся.

– Марк Наумович, но ведь и Собянин собирается жить вечно. И вечно мешать.

Это тоже была шутка. Найман не улыбнулся. Он смотрел на Покровского светло-карими глазами, в которых не было ни любопытства, ни симпатии, и ждал: Найман знал, что Покровскому не нужна его помощь со зданием. Покровскому была нужна его помощь с мирозданием.

Внесли еду. От алкоголя оба отказались.

Найман ел салат из персиков и зелени с горчично-медовым соусом. Покровский завидовал: его карпаччо из оленины под брусникой требовало бургундского. Он обильно запивал его шведской минеральной водой Malmberg. Вода ему не нравилась.

– Марк Наумович, я, собственно, хотел поговорить с вами о шоу. Я не понимаю этой идеи.

Найман ответил не сразу: он прожевал салат, проглотил и прислушался к тишине большого – на десять человек – отдельного кабинета. Жизнь из шумящего людскими разговорами и звяканьем посуды общего зала сюда не проникала, полная изоляция. Раздельность существования. Без других.

– Валентин, мы уже об этом говорили: нас не любят. Оттого что не знают. Нужно показать: мы такие же. И любой может таким стать.

– Нам не нужна любовь, Марк Наумович. Нам нужно пустое пространство. Без лишних.

– Нам не нужна любовь, – согласился Найман. – Нам нужно отсутствие нелюбви. Это даст нам время. Вы же физик, Валентин. Время – это и есть искривленное пространство. Искривление пространства. Так что, по сути, мы говорим об одном и том же.

“Ни хуя не об одном”, – злился про себя Покровский. Спорить он не стал. Не договориться.

Его телефон завибрировал. Покровский прочел короткий текст – дважды. И попросил принести водки.

Драгош еле вытащил сим-карту мокрыми пальцами: скользили. Он сломал ее и убрал в застегивающийся на молнию карман непромокаемого рюкзака, чтобы выбросить по дороге в аэропорт. Телефон он тоже собирался выбросить, хоть и жалко: новый. Но порядок есть порядок.

Затем Драгош принялся собирать вещи. Его партнер Мирча уже упаковался и переоделся в сухое. Мирча был опытный аквалангист и погружался круглый год. Мирча был румын-румын – из-под Констанцы, а Драгош вырос в Каушанах – к югу от Кишинева, где большой воды не было, и увлекся подводным плаванием в юности, отдыхая с родителями на Днестровском лимане. Впрочем, вода есть вода. Ее нужно уважать – чужая стихия.

Драгош смотрел на темнеющую кучку одежды, ждущую возвращения хозяина. Хозяин лежал на дне далеко от берега, где они аккуратно, уважительно опустили его длинное, узкое, невесомое в воде тело. Одежда была придавлена тяжелой сумкой из-под акваланга, и Драгош знал – заметил в первую же ночь, что сумка хорошая, дорогая – фирмы KatranGun. У него была хуже – дешевая и старая. Мирча перехватил его взгляд и покачал головой: нельзя.

Драгош кивнул, соглашаясь: нельзя. Никаких вещественных доказательств. А хотелось. Он обтер лицо взятым из гостиницы полотенцем, выпил горячего чая из термоса. Протянул Мирче. Тот мотнул головой: брезговал. Драгош не обижался.

– Слышь, – сказал Мирча, оглядываясь вокруг и в луче фонарика проверяя, не осталось ли следов их присутствия на ночном пляже: – говорят, в Китае новый грипп. Люди мрут. Не слыхал?

– Так это в Китае, – потянулся всем телом, разведя руки в стороны, Драгош. – Нам-то что.

Покровского трясло. Он хотел еще раз перечитать короткое смс, перед тем как стереть его навсегда. Он хотел выкинуть телефон. Вместо этого Покровский пил водку, не ощущая вкуса. Он заставил себя прислушаться к тому, что говорит Найман.

Ничего нового Найман не говорил. А сейчас и не говорил ничего вообще, внимательно глядя на Покровского, словно зная, что произошло. Нужно было собраться. Покровский тряхнул головой, отгоняя от себя морок лезущих в голову картинок далекого португальского пляжа.

– Хорошо, Марк Наумович, – согласился Покровский. – Запускаем ваше шоу. Наше шоу.

СЦЕНА 1

СТЕНА. НАТУРА. ДЕНЬ

Черный микроавтобус “Мерседес” с джипом охраны останавливаются перед высокой – метров в шесть – гладкой, матово-серой металлической стеной. Неожиданно часть стены отъезжает в сторону, оказываясь воротами, которых не было видно. Микроавтобус и джип въезжают на территорию ПАВИЛЬОНА.

СЦЕНА 2

ТЕРРИТОРИЯ. НАТУРА. ДЕНЬ

Микроавтобус останавливается у БУДКИ ОХРАНЫ. Его встречают КАВЕРИН и высокая, стройная, одетая в ярко-синий брючный костюм, красивая, наголо остриженная азиатка с ярко-синими – в тон костюму – глазами – АНГЕЛИНА. За ними длинное одноэтажное серое здание.

Из джипа высыпает охрана. Один из охранников открывает двери микроавтобуса.

Тепло: все одеты по-летнему.

Титры. Выплывает название шоу — ПАВИЛЬОН.

СЦЕНА 3

КОРИДОР. ИНТЕРЬЕР. ДЕНЬ

КАВЕРИН, НАЙМАН, ПОКРОВСКИЙ, ГНАТЮК, СТРОКОВ и КЛЯЙНБЕРГ идут по невозможно белому коридору. За ними идет АНГЕЛИНА.

ГОЛОС КЛЯЙНБЕРГА

Ты тоже в машине заснул? Я всю дорогу проспал.

ГОЛОС ГНАТЮКА

Хоть выспался, а то каждую ночь по пять часов – больше не выходит.

ГОЛОС ПОКРОВСКОГО

Укачало. Часа два ехали… удобный микроавтобус. Надо такой купить.

КАВЕРИН открывает дверь в большую комнату без окон.

СЦЕНА 4

КОМНАТА БЕЗ ОКОН. ИНТЕРЬЕР. ДЕНЬ

КАВЕРИН

Друзья дорогие, вам нужно сдать телефоны, бумажники, вообще все личные вещи.

ПОКРОВСКИЙ

Для чего?

КАВЕРИН

Для полного погружения.

(смеется)

Реалити-шоу – это полное погружение. Вы живете, а не играете, что живете. И вы должны почувствовать, что вы здесь живете. А со своими телефонами, с кредитными карточками, водительскими правами – грузом всей вашей жизни – вы этого не почувствуете.

(показывает на АНГЕЛИНУ)

Ангелина, наш продюсер на площадке, вам все разъяснит, а я должен вас покинуть. Я – из другой вашей жизни, буду только мешать.

КЛЯЙНБЕРГ