Андрей кивнул.

— Нет, ты ещё не знаешь. Казак — это тот, кто хочет за веру христианскую быть посажен на кол, кто хочет быть четвертован, кто готов претерпеть всякие муки за святой крест, кто не боится смерти. Не надо её бояться, от неё не убежишь. Коль готов на это, приставай к нам. Такова казацкая жизнь, — атаман не мигая смотрит на Андрея.

— Я... Я готов! — твёрдо произнёс Андрей.

Казаки зашумели:

— Казак!

— Тихо! — рявкнул атаман, — ишь, какие вы быстрые. Аль забыли, что казак ещё должон? Вот ты. Сыч, орал: «Казак!», а знаешь ли ты, как он дружен с оружием, владеет конём? Лихость да ловкость, я чувствую, в нём есть. А? — и посмотрел на Сыча.

— Давай, атаман, проверим.

— Давай проверим. А ну пошли на воздух.

Когда они вышли, атаман тазами поискал кого-то в толпе, поманил пальцем:

— Иди-ка, Сыч, сюда.

Он подошёл.

— Дай-ка ему свою саблю.

Тот послушно подал её рядом стоявшему Андрею.

— Расступись, други! — весело крикнул атаман, обнажив оружие.

— А ну давай сразимся, — глядя на Андрея, сказал он.

Андрей удивлённо посмотрел на атамана, потом на казаков.

— Давай, давай, не бойся! — понеслись со всех сторон подбадривающие крики.

«Легко сказать: "Не бойся". А если тебя почти не учили этому? Отец, правда, кое-что показывал, да в основном Егор. Вот и все». Сжал Андрей саблю. Взмахнул атаман. Чувствуется, осторожно. Андрей отбил.

— Молодец! — орут, уверенность вселяют казаки.

Начал смелее наседать. Да только не дал атаман ему баловать, а то подумают, что взял быка за рога. «Раазз!» — и выбил из его рук саблю.

— А теперь коня давайте.

Кто-то кинулся за лошадью. Недолго ждали лошадиного топота.

— Вот, атаман, коняга! — сказал наездник, соскакивая с лошади.

Еремей критическим взглядом окинул её.

— Пойдёт! Теперь разгоните её по кругу.

Казаки поняли, чего хочет атаман.

— А ну пошла, пошла! — раздались понукающие крики.

Конь помчался по кругу. Раз промчался мимо, второй... На третьем круге атаман вдруг ловко на ходу вскочил на круп коня. Проскакав по кругу, не останавливая коня, спрыгнул на землю.

— А теперь ты! — он подмигнул Андрею.

Так Андрей не смог.

— Ну, Сыч, — усмехаясь, атаман смотрит на казака, — что молчишь?

Кругом хохот. Сыч прячется за спины казаков. Атаман переводит взгляд на Андрея. По лицу видно, что сильно расстроился парень. Атаман подошёл к нему и положил руку на его плечо:

— Не печалься. И я таким был. Да добрые люди научили. Вот и тебя научат.

Сказав, он оглянулся и крикнул какому-то казачку:

— Эй, сбегай-ка за Курбатом. Пускай ко мне идёт.

Курбат был казак лет семидесяти, невысокого роста, суховат. Некогда чёрные волосы теперь перемешались с сединой. Длиннющие усы ниспадали на грудь. Смугловатое лицо с тёмными, ещё не выцветшими глазами, говорило о его не совсем русском происхождении. Степенно подойдя к атаману, спросил:

— Зачем, Семён, кликал?

Еремей обнял его за плечи и, повернув к Андрею, попросил:

— Сделай из него казака.

Курбат окинул парня с ног до головы, прищурил один глаз, как бы оценивая.

— Породный, — неожиданно сказал он и подошёл к Андрею.

Резким, коротким ударом двинул ему по животу. Андрей только крякнул. Курбат, повернувшись к атаману, сказал:

— Не квёл. Добрым будет казаком. Беру к себе.

И вдруг Андрей запротивился:

— Один не пойду. Только с Митяем.

Курбат с Еремеем переглянулись. Атаман улыбнулся, а Курбат спросил:

— Это дружок твой?

Андрей кивнул.

— Пущай, — согласился атаман.

В землянке Курбат занимал почётное место — около печи. Ребят он провёл в конец землянки и указал их места. В это время раздались какие-то непонятные звуки, словно кто-то колотил в железный лист. Митяй шепнул Андрею:

— На еду зовут.

Курбат посмотрел на них и сказал:

— Пошли!

И Курбат привёл их на поляну, где были разосланы кошмы, конские и воловью шкуры. Рядом насланы доски, на них хлеб и деревянные солонки. Тут же рядом в огромных казанах что-то булькало, а на вертелах жарились туши кабанов. Всё это издавало умопомрачительный запах, который обострял свежий воздух.

Неторопливо подходившие казаки рассаживались кругами. Место Курбата было рядом с атаманом, по левую руку. А атаман всегда садился лицом на восток. Их наставник провёл парней дальше и указал места. Перед уходом сказал:

— Не торопитесь, ждите своей очереди.

Андрей заметил, что у каждого казака было своё место. Они садились, скрестив ноги, доставали ножи и лёжки, обтирали их кто о траву, кто о штаны. Усы закидывали за спину или поднимали кверху.

Вот все расселись. Атаман, а за ним все остальные стали креститься на восход солнца. Откуда-то появился почти лысый, худой казак с ножом, на лезвии которого играло солнце. Он подошёл к хлебу, наметил на нём крест, потом начал резать на большие ломти. В это время кухари разливали из казанов уху в большие деревянные миски. Начинал еду атаман. Он зачерпывал из миски уху, чинно нёс её ко рту, поддерживая ложку куском хлеба. Медленно жевал хлеб, медленно опрокидывал уху в рот. Затем медленно, рукавом, вытирал усы и снова кусал хлеб. За ним начинал еду Курбат. Он делал точно так, как атаман. За Курбатом — следующий казак... Казацкие ложки ходили вокруг миски с востока на запад, как ходит солнце.

Кухари зорко следили, если у кого опорожнялась миска, они тотчас наливали в неё ухи. Еда была обильной. После ухи кухари приносили жареных кабанов. Рубщики их рубили на куски, солили. Атаману преподнесли сердце животного, чтоб он добрым был для своих и горячим для врагов. Всем остальным давали по кусочку лёгкого, чтоб бегали легко. Затем все ели мясо. Насытившись, запивали ключевой водой. После такой обильной еды шли спать, кто где. Кто оставался прямо на месте.

Андрей и Митяй пошли к себе. Вечером Курбат сказал Андрею, чтобы он завтра на заре пошёл к кухарю, он даст ему работу. Митяй, когда они остались одни, сказал Андрею:

— Он хочет, чтобы ты прошёл с низов казацкий уклад. Завтра тебя кухарь заставит или дрова рубить, иль воду носить.

Андрей поднялся до зари. Когда пришёл на место, ещё никого не было. Он так торопился, что не надел поддёвку. Поднявшийся туман принёс прохладу. Чтобы согреться, он прыгал и махал руками. Его остановил чей-то голос: