– Ладно, – потупилась Лина. – Мы с вами.

Веда лишь фыркнула.

– Тогда поедешь со мной, – сказала она. – Мальчики отдельно, девочки отдельно.

– Я поведу, – сказал я, залезая за руль «БМВ» и надеясь, что Вероника не подаст голос.

Фон Шелленберг молча сел рядом со мной. Ромка, Махсуд и Морозко забрались на заднее сиденье, и по левому борту тут же втиснулся худощавый Эл.

– Может, кот на подножке пусть едет? – предложил он. – Это же Севастополь. Тут этим никого не удивишь.

– Не, я лучше в Сумраке дойду, – предложил Клумси.

– В Сумраке никто не услышит твой мяв, – заметил я. – Ладно, давай. Может, доберешься раньше нас. Может, даже быстрее Веды.

– А она знает, где офис Дневного Дозора?

– Конечно, знает. В «Муссоне».

– В «Муссоне»? – оживился Эл. – Это там, где каток?

– Нет, это же кинотеатр, – поправил Ромка.

– И то и другое, – пояснил я, глядя на себя в зеркало заднего вида. – И еще супермаркет. И центр развлечений. Наши знали, как совмещать приятное с полезным.

И все же, прежде чем двинуться с места, я наскоро вышел из машины, чтобы подобрать портфель Смирнова и кинуть его парням назад. От мысли, что больше никто не озаботился это сделать, мне было немного не по себе.

Дорога прошла на удивление тихо – никто не произносил ни слова. Я надеялся, что команда просто обдумывает версии, чтобы в нужный момент блеснуть ими. Молчала даже Вероника – то ли заколдованный компьютер вполне себе по-людски сбоил при виде нескольких пользователей, то ли были другие причины.

До «Муссона» мы доехали минут за пять. Раскинувший широкие крылья молл блестел свежим экстерьером, привлекая внимание каждого, кто не был избалован московскими супермаркетами. Клумси уже стоял здесь, в шортах, клетчатой рубахе и вьетнамках, уныло их рассматривая.

– Смотри, Серый, – произнес Ромка. – Там уже началось.

– Что началось? – спросил я, вглядываясь в даль.

– «Вежливые» стоят.

Я остановил «БМВ» в сотне метров от парковки, бесцеремонно перекрыв половину узкого проезда. Все равно для людей машина будет невидима. И какой смысл брать авто, чье главное назначение – вызывать зависть окружающих, если все равно потом вешаешь на нее «саван»? Наверняка европеец фон Шелленберг не видит в этом ничего странного. Возможно, он и в своем доме ходит в пиджаке. Хотя для них сейчас это не самые извращенные ценности.

На парковке действительно творилось что-то непонятное. Порядка пяти полицейских машин скучковались на въезде, за ними возвышались три военных грузовика. Два отряда крепких парней, в полном обвесе и вооруженные до бровей, выслушивали брифинг командира. Не менее полусотни зевак на почтительном отдалении возбужденно тыкали в них пальцами. У каждого второго висела на плече зеркалка или агрегат посерьезнее. А говорят – дотационный регион…

Вышедший из машины фон Шелленберг всмотрелся в толпу, поморщил лоб.

– Там угроза террористической атаки, – сказал он. – Провокация со стороны братских государств или местные разборки? Это мы узнаем через…

Я кашлянул.

– Дорогой Максим, – сказал я как можно спокойнее. – Не нужно слушать людей, у которых в руках камера, микрофон либо стойка прожектора. Это журналисты, они сами не знают, во что верят. Они привыкли массово обрабатывать мозги в три лайка и два перепоста. Покиньте их мысли и лучше вслушайтесь в командира спецназа.

Фон Шелленберг медленно повернул голову, посмотрев сквозь меня. На случай, если он мимоходом помониторил и мои мысли, я сосредоточился и повторил совет. Не лезть в головы зрителей, интерпретирующих любые события сквозь призму телевизора и новостных лент, всосанных через утренний кофе. Интересуют лишь четкие оперативные указания.

Через несколько секунд фон Шелленберг очнулся и кивнул.

– Все плохо, Сергей, – сказал он. – В «Муссоне» заложена бомба. Анонимный звонок.

– Запись звонка есть?

– У войск спецназа нет. Им лишь дано указание – эвакуировать и проверить комплекс.

– Бомбу подтвердили? – спросил Эл, шевеля подаренной челюстью. Видимо, зубной протез ему уже чем-то мешал.

– Собаки вблизи дверей комплекса странно себя ведут, – ответил фон Шелленберг.

Да уж, подумал я. Еще бы не странно. Вблизи магической бомбы собаки не то что демонстрируют странности поведения – бывает, что и с ума сходят. Бесповоротно. Все зависит от мощности заклинания.

Эл перестал жевать челюстью. Ромка расправил шею, снял куртку и кинул ее на заднее сиденье «бэхи». Морозко деловито оглядел свои ладони, покрытые изморозью. Клумси хрустнул пальцами. Даже Махсуд со спокойным, серьезным выражением смуглого лица стал напоминать сжатую пружину.

Я нащупал в кармане перезаряженный шакрам.

– Господа, – обратился я. – Постараюсь без лишних слов. Наши опасения подтвердились. В городе орудует неизвестная банда Иных, каким-то образом проникшая под Столп отчуждения. Она поставила ловушки на предположительно всех объектах, на которых мы, десятеро командированных, можем теоретически появиться. Причем сделали это до того, как мы вообще что-то узнали. Здесь происходит что-то очень дрянное, причем дрянное настолько, что нам даже не раскрыли всех деталей. Остается действовать по своему усмотрению. Наш единственный вариант – помешать взрыву зданий и обезвредить врагов. Полагаю, текущий конфликт можно считать причиной, по которой нас сюда направили.

– Слушай, друг, а это случайно не тест? – спросил Эл. – Как-то мутно все. Очень, очень мутно.

– Какой еще тест?

– Экзамен на дозорных, – ответил вампир. – Мы же все типа как негодны к службе в Дозорах, но надежды подаем. Вот нас и проверяют.

Ромка покачал головой, но ничего не сказал. Видимо, он полагал версию вампира не лишенной смысла.

– Если это тест, то награда должна быть воистину масштабной, – проговорил я. – Потому как от проигравших остаются только рожки да ножки. Уже забыл про Смирнова?

Эл пожал плечами и с виноватым видом улыбнулся.

– Здесь умирают по-настоящему, – продолжал я. – И дозорные, что пропали год назад, так и не объявились. Это не игра. Еще версии будут? Махсуд, ты все еще веришь, что нас хотят принести в жертву?

Татарин медленно провел ладонью по глазам.

– Нет, – тихо ответил он. – Не в жертву. Но это испытание. И я принимаю его.

Его голос полностью лишился юморных ноток, перейдя в зловещий баритон.

– Почему мы? – спросил Клумси. – Потому что мы одноразовые? Нас не жалко?

– Возможно, – не стал я спорить. – Мне не хочется в это верить, но буду честен: это возможно. Только это еще не приговор нам. Ясно?