– Я многое понимаю, Хил. Понимаю, что вы не знали, что в теле Паулине вовсе не она. Но… Не обещаю, что смогу забыть. И прошу. – Я попыталась убрать его ладонь. – Не нужно продолжать. Всё, что случилось сейчас, – мы можем принять это за необходимость. За острую потребность тела, если хотите. Просто принять. Только я не та, кто должен был стать вашей женой.

Он молча перекатился на спину, сразу прекратив мягкие домогательства до моего разнеженного тела.

– Я принесу воды, – повторил.

Встал, на ходу натягивая штаны, двигаясь резко и чуть рассерженно. Он всё понимал. И вдруг стало так паршиво от этой мысли, что я едва сдержала подкатившую к горлу жгучую волну злости на саму себя. Дура. Зачем позволила? Зачем?..

Это было самое тяжёлое утро в недолгой супружеской жизни. Хилберт проснулся первым и перевернулся на другой бок, стараясь, чтобы под ним не слишком скрипела чахлая лежанка. Полина накануне устроилась на другой, не только потому, что на узком ложе им было бы неудобно вдвоём. Но и по той причине, какую озвучила вечером. После самой безумной, рвущей тело в клочья близости с женщиной, что когда-либо случалась у Хилберта. У него были разные любовницы: и не слишком умелые, и опытные, которые могли доставить большое удовольствие. Но ни с одной из них он не испытывал настолько ошеломительных ощущений. Когда не только тело ликует от обладания женой, но и обостряется каждое чувство – до звона в мышцах, до вороха искр перед глазами. Когда хочется обласкать её всю от кончиков пальцев до кончиков волос, вдохнуть запах разгорячённой кожи, смешанный с древесным и лёгкой свежестью дождя, – так, чтобы он ударил в голову, словно крепкое вино. И вкус её почувствовать: губ, тонкой шеи, плеч и груди, вкус её блаженства, оставшийся на пальцах.

Он точно сходит с ума. Хилберт закрыл глаза и потёр веки, стараясь хоть на миг отвести взгляд от Полины, от её хрупкой спины, что мерно вздымалась под тонкой сорочкой. От волос, собранных в слабую косу, но уже чуть растрепавшихся за ночь. От плавного изгиба скулы, подбородка и шеи, ярко отрисованных светом, что падал в окошко под перекрестьем балок, на которые настелены доски, отделяющие механизм мельницы от комнатёнки. Слабый ветер не мог уже сдвинуть крылья, а потому вокруг было тихо, только самое слабое поскрипывание слегка качающихся шестерней доносилось до слуха.

– Поли, – позвал Хилберт.

Пора вставать. Нужно добраться до Грутвивера как можно скорее. Ещё предстоит разобраться с Тейном Мейером, отыскать его и спросить ответа за всё, что он учинил. Возможно, он не ответит. А может, удастся найти слабые места, на которые от души получится надавить.

Полина не отозвалась сразу. Только вздохнула сонно, чуть шевельнулась, ещё не поворачиваясь – но, кажется, снова уснула. Хилберт покачал головой и быстро перебрался к ней на лежанку. Притиснулся всем телом, едва умещаясь на самом краю. Приподнял девушку слегка, укладывая на себя, чтобы отвоевать себе немного места. Вжался напряжённой с утра плотью в её мягкое бедро. Вот же Шадово проклятие… Аж в глазах пелена встаёт. Убрал тонкие прядки волос с её шеи и прижался к ней губами, чувствуя, что просто сдохнет на месте, если этого не сделает.

– Хил… – чуть хрипло пробормотала Полина. – Я же просила.

Она дёрнулась, выворачиваясь из его рук – едва не столкнула на пол. Конечно, он мог настоять и взять жену – но и понимал, что она этого ему не простит. Пусть ей будет хорошо, пусть она будет стонать под ним и выгибаться, подставляя грудь под его губы, но потом отстранится ещё дальше, чем была. Надо выждать. Потому Хилберт оставил Поли на лежанке – просыпаться, а сам отправился умываться и смотреть, что осталось от их вчерашнего ужина.

Полина прятала от него взгляд всё то время, что они собирались. И краснела – отчаянно краснела от его непрерывного внимания. Будто совершила что-то постыдное. Наверное, так она и считала: что предала кого-то, кого Хилберт не знал и до кого, признаться, ему не было никакого дела.

– Вы были юной девушкой в своём мире, Поли? – решил спросить он, после завтрака укладывая вещи в седельную сумку.

Пусть и не хотелось лишний раз напоминать ей о невольно оставленном мире, о людях, которых она знала, но сильнее было желание выведать о ней как можно больше. Он хотел понять – и может быть, так найти путь, что приведёт к разгадке её души.

Поли пожала плечами, искоса взглянув на него. Доплела косу и встала с чуть кособокого стула.

– По вашим меркам я была, наверное, старой. Я была старше вас, мениэр.

– Да ну? – Он коротко рассмеялся. – А ваш… жених? Он был старым?

Девушка покачала головой, невесело улыбаясь. Наверное, этот разговор казался ей немного странным. Но ему нужно было знать. Хоть он предпочёл бы о том мужчине, что остался в её мире, не спрашивать ни слова… Хилберт не мог, конечно, ненавидеть его, ведь тот не сделал ему ничего дурного. Но страшная ревность раздирала сердце только при одной мысли о том, что когда-то тот касался её, возможно, так же, как он сам касался Поли вчера. Глупость, конечно. Но с этим ничего нельзя было поделать. Как будто он собственными руками раздирал ранку на коже снова и снова.

– В наших мирах разные представления о возрасте, – спокойно пояснила Полина. – Мой жених на три года старше меня. Но он не считается старым. Очень даже молодым. Мы жили вместе четыре года, прежде чем решили обручиться. Мы хорошо узнали друг друга и поняли, что хотим связать себя этими узами.

Прозвучало, как укор: то ли Хилберту – за торопливость, с которой он вечером накинулся на жену, то ли себе самой. Она вздохнула, помалу мрачнея. И снова закрылась, будто в раковине. Наверное, ей было тяжело говорить о том мужчине. А уж если он теперь находится рядом с Паулине, то ему вдвойне не повезло. А вот Хилберту – повезло, и как-то надо теперь принять мысль о том, что за подарок судьбы ему ещё придётся побороться.

– Значит… вы любили его? – Он сжал губы, подбирая слова. – То есть… любите?

И замер, застегнув сумку и ожидая ответа Поли. Наверное, он боялся его услышать, хоть и мог предугадать. Однако не угадал. Девушка резким движением накинула на плечи плащ, бросила холодно:

– Я не хочу об этом говорить, мениэр. С вашего позволения. Для вас это не должно иметь никакого значения.

– Не должно… – согласился он, не закончив мысль.

Ему, возможно, стоило подумать о том, как он будет жить дальше. Если Полины рядом с ним не станет. Останется только оболочка, на которую ему, признаться, было уже плевать. Потому что это будет только тело, начинённое ненавистью и обидами Паулине, которая, судя по всему, должна будет вернуться в него. Но нет, такое представлять он не хотел даже в самом паршивом сне. Он уже не видел бывшую владелицу в чертах этого притягательного лица, в жестах, наклоне головы и даже том, как она смотрит. Это была не она. К счастью – и на самую большую его беду.

Скоро они вновь выехали в Грутвивер. Со своими людьми, что вчера сопровождали его, а после разъехались разными дорогами, чтобы отыскать следы дорогой пропажи, Хилберт договорился встретиться там же: на случай если он их не нагонит. И есть, видно, ещё хоть какая-то справедливость богов, раз нашёл Полину именно он, что ей удалось сбежать. И пусть бы голову Тейна Мейера разорвало на части от её воздействия – ему не было бы жаль аарда ничуть. Конечно, вдвоём на одной лошади ехать не слишком удобно, да и гораздо медленнее, чем одному, но Хилберт просто думал о том, что его жена сейчас настолько близко к нему, что они даже дышат в одном ритме, – и всё остальное переставало иметь значение.