– Do you speak English?* [* Вы говорите по-английски? (англ.)]

– I do**, – лаконично отозвалась Йоко. [** Говорю (англ.).]

– Да вы присаживайтесь, присаживайтесь, – пошлепал Брежнев по диванчику возле себя.

Йоко присела. Она сразу ощутила до сих пор исходящие от престарелого лидера волны мужской силы и власти. А эти флюиды всегда заводили ее.

– Ваш муж, выходит, музыкант?

– Да, мой муж – Джон Леннон. Он – великий музыкант.

– Так уж и великий? Что-то я не заметил. А вы?

– Что я?

– Вы чем занимаетесь?

– Я… – Йоко как-то растерялась. – Я… в основном… Благотворительностью, – неожиданно для себя выпалила она.

– Это что еще такое и с чем его едят?

– Это помощь бедным. Брежнев крякнул.

– Бедным подачек не надо, – сказал он. – Им работу нужно давать. И платить за нее достойно. А у нас, в стране победившего социализма, и вовсе бедных нет.

– А у нас хватает, – пожаловалась Йоко.

– В странах капитала, – уточнил генсек.

– Да, – подтвердила японка. – И пока бедный в стране капитала найдет работу, он ноги протянуть успеет. Так что и вспомоществование наше лишним не бывает никогда.

– Хм. Резонно. А деньги-то на подачки эти вы сами где берете? Чем все-таки зарабатываете?

– Я тоже музыкант, тоже пою, – заявила Йоко и покраснела.

– И хорошо поете? – игриво спросил Брежнев, вернув свое внимание к декольте. – Или как муженек? – Генсека вдруг повело, и он чуть не уткнулся собеседнице носом прямо в ложбинку между грудями.

– Хорошо, – соврала она, не отстраняясь, а даже наоборот, более рельефно обозначив бюст.

– Так, может, нам не их, а вас в тур по стране отправить, а? – спросил Брежнев, словно подслушав ее тайные мечты.

– Я готова, товарищ генеральный секретарь, – отозвалась Йоко, наделяя Брежнева своим фирменным гипнотизирующим взглядом и как бы невзначай косаясь грудью его плеча. – Готова на все.

Тут в дверь комнаты отдыха постучали.

– Мы подумаем, – сказал генсек, выпрямляясь. – Ежели политбюро их программу не утвердит, будем прослушивать вас.

Цуканов выглянул за дверь и сообщил:

– Ваша дочь, Леонид Ильич. С товарищем.

– Пусть заходят, – кивнул Брежнев. – А вы, госпожа, э-э-э…

– Оно.

– Да. Вас проводят. Чувствуйте себя как дома. Встретимся еще, – подмигнул он гостье.

Сопровождаемая Цукановым, Йоко выскользнула из комнаты с одной, но мощной, как заряд магнитной торпеды, идеей в голове: «Как сорвать гастроли „ Битлз" в СССР и заменить их собственными?» План всплыл из недр сознания сразу же, как по заказу. В принципе, Йоко уже пыталась пустить его в ход, но в прошлый раз произошла досадная осечка.

А Брежнев тем временем, устав от приятных переживаний, кряхтя, прилег на диванчик, о чем мечтал уже давно. Тут в комнату ввалилась громогласная нетрезвая Галина и принялась обнимать и целовать отца. Из глаз ее лились пьяные слезы.

– Папочка, ты не представляешь, что ты совершил! Как был счастлив Боренька!

Брежнев с усилием сел.

– Хорошо, что ты довольна, Галя. Но учти, это мой последний подарок тебе. Мало мне уже осталось. Сам не помру, эти, – кивнул он на дверь, – загрызут.

– Ну что ты опять говоришь ерунду! – Она сдвинула брови, не переставая улыбаться. Добавила дежурно: – Ты еще всех этих старых пердунов переживешь!

– Нет, дочка. Год, от силы два. Не держи меня за дурака. Сама знаешь, что было в семьдесят шестом. А тут Чазов еще и подагрой обрадовал.

– Но, папа…

Леонид Ильич знаком приказал ей умолкнуть.

– Позови-ка лучше своего цыгана, хочу на него лично посмотреть.

Вошел мужчина лет сорока с хорошей прической и серо-зелеными глазами. Он улыбался одновременно и нагло и смущенно, зачем-то вертел одной рукой пальцы другой. Брежнев медленно и внимательно окинул его взглядом.

– Присядь, – приказал он.

Буряце сел.

– Я не буду тебя спрашивать, любишь ли ты Галину. Достаточно того, что она тебя любит. О тебе я справки навел, будешь дальше с фарцой бриллиантовой мутить, плохо кончишь. А если Галину впутаешь…

Буряце хотел привстать, его брови надломились, ладони метнулись к груди… Леонид Ильич остановил его взмахом руки:

– А будешь человеком, будешь как сыр в масле кататься. Да и сейчас уже не бедствуешь. Что ж все кольца снял, боишься? Думаешь, я не в курсе?

Буряце что-то сдавленно пискнул.

– Ладно… – Леонид Ильич отдохнул немного, прикрыв глаза. – Но так просто не отпущу. Моей дочери слизняки, трусы ссыкливые ни к чему. Анекдот про меня расскажешь свежий – будешь жить.

Буряце покраснел, глянул искательно на Галину. Та сделала ободряющий жест, мол, не бойся, у отца с чувством юмора все в порядке.

– Ну, в общем, это… – Борис спрятал руки между коленей, шумно выдохнул и начал: – В общем, зачитываете вы, Леонид Ильич, приветствие спортсменам на Олимпийских играх в Москве, и говорите: «О!» Потом еще раз: «О!»

– Это про олимпийские кольца, что ли? – перебил Брежнев. – Знаю! Давай другой.

Борис отер платочком пот со лба.

– Ладно. Звонит ваш, Леонид Ильич, телефон, ну вы, значит, трубочку поднимаете и говорите: «Дорогой Леонид Ильич слушает».

– Ох-хо-хо, – то ли посмеялся, то ли простонал Брежнев. – Тоже слышал. Ладно, идите с глаз моих. Галя, Нину позови.

Галина с недовольным видом кивнула, чмокнула отца в щеку, и они с Буряце вышли из комнаты. Вошла медсестра Коро-вякова и сделала Брежневу привычную и желанную инъекцию нембутала.

В банкетный зал Бронислав повел «битлов» почему-то не по парадным анфиладам и мозаичным коридорам, а какой-то одному ему известной тайной тропой, по гулким железным спиральным лестницам и узким коридорам, до половины окрашенным в ядовито-зеленый цвет.

Линда взвизгнула, когда из-под ее ног с негромким цокотом шмыгнуло за угол что-то серое.

– Брайан, – не выдержал Джон, – а мы точно идем в банкетный зал, а не в подземные казематы?

– Терпение, – ухмыльнулся Вепрев.

В их звездный период во всех уголках планеты их приглашали в бесчетное количество банкетных залов, больших и малых, и все они были похожи друг на друга. Люди там ели и пили, рассказывали анекдоты, смеялись и флиртовали, заключая пари и сделки, крутились вокруг знаменитостей и красоток, сидели либо фланировали с тарелками и бокалами… Музыкантам давно уже приелась эта атмосфера. Но сегодня их ожидало нечто особенное.

Джон вспомнил об обещанном композиторе, назвавшем их «навозными жуками». Интересно посмотреть на человека, который, не зная их лично и, скорее всего, толком не слышав их музыки, вдруг так отозвался