С печалью я справиться мог.

А с остальным… скорее всего нет.

Но когда речь зашла о Нортоне, я попробовал. Старался изо всех сил. Однако эта совершенная против моей природы попытка оказалась фиаско (касалось ли это кота или всего остального).

Мы были в городе, и я задумался о капельнице и всем, что связано с вливаниями. Решил, что могу это сделать. Должен. Турецкий мне все показал, а затем еще женщина из его клиники. Со стороны все выглядело просто. Нортон как будто не возражал, чтобы его кололи. Мне дали ценный совет: предупредили, если жидкость слишком холодная, она, попадая в организм, вызывает у кошки шок. Поэтому до начала процедуры резервуар капельницы надо на несколько минут положить в раковину с горячей водой. Это облегчит процесс.

Приняв решение, я на всех парах (физраствора) рванул вперед и первым делом налил в раковину в ванной горячей воды, опустил туда на пять минут капельницу, затем вынул. Коснулся поверхности резервуара, и мне показалось, что я его перегрел. Вздохнул, мучаясь сомнениями: что, если я обожгу внутренности кота?

Чуть не бросил затею, но решил довести до конца. Оставил пакет на пару минут на воздухе и опять потрогал. Теперь — слишком холодный. Снова поместил в горячую воду. Так и стоял, трогая каждые пятнадцать секунд. Наконец решил, что температура подходящая. Вытер капельницу полотенцем и тут понял, что еще не начал, а меня уже клонит в сон.

Теперь представьте, как все происходило. Я иду к обеденному столу, потому что по какой-то непонятной причине мне пришло в голову, что это самое подходящее для процедуры место. Кладу на него наплечную сумку, в которой ношу Нортона, потому что ее вид успокаивает кота. А на нее — Нортона. Он удивлен, но не сопротивляется. Наоборот, успокаивается — разваливается и вытягивает задние лапы назад, передние — перед собой. И, принимая вид сфинкса, находит, что ему в этой странной позе удобно. Тем лучше. Я пока еще не очень устал, но обливаюсь потом.

Следующий шаг: беру сосуд капельницы длиной в фут. В ней слегка подогретая жидкость. Его надо на что-то повесить, чтобы все действовало, как капельница в клинике, и жидкость из сосуда самотеком поступала в организм кота. Ага! Над столом висит люстра. Видимо, поэтому я решил, что стол — подходящее для процедуры место. Шаг второй выполнен (по существу — третий, если считать шагом помещение Нортона на стол, а я так и считаю). К этому времени у меня уже дрожат руки, но я в порядке. Замечаю, что с дивана в гостиной за мной наблюдает Дженис. Говорю ей, что пока все идет как надо. И добавляю, что у меня такое ощущение, что инъекция получится. Дженис, всегда готовая подставить плечо, напоминает, что на то, чтобы положить кота на стол и повесить капельницу, у меня ушло пятнадцать минут. Когда Турецкий проводил процедуру, она вся — от начала до конца — заняла пять минут.

Не обращая внимания на подковырку, готовлюсь к самому трудному.

Сначала предстоит проделать некоторую техническую работу — присоединить к контейнеру пластиковую трубку. Нет ничего проще. Требуется просто вытащить из дна пакета маленький белый пластмассовый язычок и проткнуть контейнер заостренной штуковиной на одном конце трубки. Несложно. Если не учитывать, насколько я не приспособлен к техническим манипуляциям. Помню, как сдавал в школе зачет, когда требовалось продемонстрировать, какие сведения из того, что мне должно пригодиться в дальнейшей жизни, я усвоил. Первые полчаса мне казалось, что тест несложный, а затем я дошел до той части, где проверялось понимание пространственных соотношений и способности к механике. Передо мной оказался рисунок двух зубчатых приводов. Вопрос звучал так: «Если шестерня А вращается в эту сторону и соприкасается в данной точке с шестерней Б, в какую сторону будет вращаться шестерня Б?» Оставшиеся из положенных на зачет двух часов я тупо смотрел на шестерни, понимая всю безнадежность своего положения: миллиона лет в классе мне не хватит, чтобы найти ответ на вопрос. И теперь, глядя на пластмассовую штуковину на капельнице, сделанную так, чтобы с ней мог справиться любой идиот, я колеблюсь. Долго, чтобы не ошибиться, выбираю нужный конец трубки и приспосабливаю к контейнеру. Получается.

Все действует!

Трубка на месте. Система в сборе. У нас нет проблем!

За исключением одной — кот убежал со стола. Он уже на диване рядом с Дженис и смотрит на меня с тем же видом, что и она. То есть с сомнением.

Я подскакиваю — на этот раз решительно — и возвращаю кота на стол.

Но он тут же снова соскакивает.

И это повторяется раз десять, пока я не заставляю его остаться. При этом я беспрестанно твержу Дженис: «Вот видишь, это добрый знак. Он чувствует себя настолько хорошо, что даже не хочет капельницы. Посмотри, как бегает. Очень-очень хорошо». И она отвечает: «Хорошо-то хорошо, но будет еще лучше, если ты за сутки управишься, и мы сумеем заняться собой».

У меня все готово. Нортон на столе, успокоился, хотя все еще посматривает с некоторым сомнением. Капельница висит (мне пришло в голову, что жидкость успела остыть, но я решил, что на первый раз мы с Нортоном это переживем). Последнее, что требуется, — игла.

У меня полная упаковка игл. Эта часть процедуры мне нравится. Сотрудница ветеринарной клиники Турецкого дала мне два сорта игл: с зелеными и красными предохранительными колпачками. Зеленые иглы — большие. Красные — маленькие. Мне сказали сначала попробовать красную — это проще. Процесс продлится дольше, зато укол будет безболезненным. Извлекаю из упаковки иглу с красным колпачком. Ввожу в трубку, как показал мне Турецкий, и свинчиваю колпачок. Voila, можно приступать. Капельница висит, игла обнажена, у меня в руке, пора колоть. Остается только… колоть. Ввести иглу, открыть краник на трубке, жидкость потечет, затем извлечь иглу, погладить кота и как можно скорее выпить целую бутылку вина (эта моя личная добавка к поучениям Турецкого, но часть совершенно необходимая).

Делаю все, как меня учили: осторожно ухватив пальцами шкурку кота, оттягиваю вверх и другой рукой медленно подношу иглу. В горле пересохло, никак не удается сглотнуть. В голове единственная мысль: «Что, если я сделаю ему больно?» Мои отношения с Нортоном таковы, что я скорее умру, чем соглашусь сделать ему больно. Но меня уверяли, что больно ему не будет. Такое впечатление, что, когда колол Турецкий, кот ничего не почувствовал. И вид у него был такой, словно ему наскучила вся эта возня вокруг него. Что ж, если сумел Турецкий, сумею и я. Разве не так?

Так.

Я колю кота иглой, убежденный, что все пойдет, как положено. Но как только острие дотрагивается до него, он дергается.

И как только он вздрогнул, я отвожу руку, испугавшись, что совершил нечто ужасное. И как только отвожу руку, он спрыгивает со стола.

Я остаюсь с иглой, но без кота, и жидкость из капельницы почему-то вытекает на обеденный стол. Теперь я напоминаю скорее старающегося сбить пламя пожарного, а не исполненного энтузиазма владельца недужного домашнего питомца, которому требуется простейшая процедура.

Закрываю краник на трубке, который каким-то образом умудрился открыть, и останавливаю поток жидкости. Отхожу от стола за котом. Снова кладу его на крышку, и он, хотя не так спокойно, как в первый раз, ложится. Я тоже отнюдь не спокоен. Сердце так сильно колотится, что я не сомневаюсь — у меня вот-вот случится инфаркт. Слышу, что Дженис из последних сил сдерживает смех, и думаю: ничего-ничего, сейчас все сделаю.