В Италии семья Медичи получила стихотворения об открытиях от ряда поэтов-иезуитов. В некоторых, чрезмерно льстивых, Галилей сравнивался с Атласом, мощь которого даже небеса заставила явить новые звезды. Венецианский поэт и стеклодел Джилорамо Маганьяти также написал несколько строф в брошюре “Поэтическое размышление о Медицейских звездах”, описывающих достославность открытий Галилея:

Пожалуй, самую впечатляющую дань уважения преподнес Галилею его друг, художник Чиголи, которому папа Павел V поручил создать купольную фреску в капелле Паолина церкви Санта-Мария-Маджоре. “Вознесение Девы Марии”, выполненное между сентябрем 1610 г. и октябрем 1612 г., изображает Богоматерь стоящей на Луне[110]. Поразительным элементом этой фрески является то, что Чиголи написал Луну не гладкой сферой без единого пятнышка, а точно так, как она выглядит в рисунках Галилея, показывающих, что он увидел в телескоп[111] (см. вклейку, илл. 5).

В эпической поэме “Энеида” Вергилий призывает: “Верьте тому, кто смог доказать. Верьте знатоку”. Действительно, в какой-то момент экспертные подтверждения наблюдений и открытий Галилея стали поступать от других астрономов, и ценность того, что увидел новый Колумб ночного неба, уже не могла ставиться под вопрос. В сентябре 1610 г. и Кеплер в Праге, и венецианский купец, астроном-любитель Антонио Сантини увидели спутники Юпитера. Кеплер пользовался телескопом, который Галилей послал Эрнсту Баварскому, курфюрсту-архиепископу Кёльнскому, а Сантини – самодельным. Позднее той же осенью астрономы Томас Хэрриот в Англии, Жозеф Готье де ла Валетт и Никола-Клод Фабри де Пейреск во Франции также заметили четыре Медицейские звезды. Астроном Симон Майр независимо открыл их в Германии.

Неизменным оставалось критически важное мнение астрономов Римского колледжа, в особенности Клавия. Еще 1 октября 1610 г. друг Галилея Чиголи сообщал: “Клавий сказал одному из моих друзей о четырех звездах [спутниках Юпитера], что это смешно, и что нужно будет изготовить подзорную трубу, которая их производит, а затем показать их, и что Галилей может быть при своем мнении, он же останется при своем”. Однако, когда весть о новых открытиях набрала обороты и стала самой актуальной темой во всей Европе, церковные иерархи больше не могли не обращать внимания на возможные следствия для религиозной ортодоксии. Соответственно, глава Римского колледжа и главный теолог Святой службы (отвечающей за охрану католического вероучения) кардинал Роберто Беллармино поручил математикам-иезуитам однозначно подтвердить или опровергнуть пять открытий Галилея: первое – множественность неподвижных звезд (в особенности наблюдаемых в Млечном Пути); второе, что Сатурн представляет собой три соединенные звезды; третье – наличие фаз у Венеры; четвертое – неровность поверхности Луны; пятое – наличие у Юпитера четырех спутников.

То, что первый вопрос Беллармино касался реальности “множества неподвижных звезд”, почти наверняка было связано с неприятными воспоминаниями о деле Джордано Бруно. Суждение Бруно, что Вселенная бесконечна и содержит огромное множество обитаемых миров, было одной из причин его осуждения и трагической судьбы. Беллармино участвовал в этом делопроизводстве. Заявленное Галилеем открытие, что Млечный Путь переполнен звездами, которые прежде невозможно было разглядеть, вызвал у Беллармино сильное и неприятное дежавю.

Двадцать четвертого марта 1611 г. святые отцы Христофор Клавий, Джованни Паоло Лембо, Одо ван Малькот и Кристоф Гринбергер дали ответ: “Это верно, что при взгляде в подзорную трубу в туманностях Рака и Плеяд появляется великое множество чудесных звезд”[112]. Математики были несколько более осторожны относительно Млечного Пути, признав, что “нельзя отрицать, что… там много мелких звезд”, но отметив, что “представляется более вероятным присутствие протяженных более плотных областей”. Как мы сегодня знаем, Млечный Путь действительно включает, помимо сотен миллиардов звезд, диск из газа и пыли. В случае Сатурна иезуитские математики подтвердили наличие схемы “оОо”, наблюдаемой Галилеем, и добавили: “Мы не видели двух крохотных звездочек по обеим сторонам, достаточно четко отделенных от центральной, чтобы иметь возможность утверждать, что это самостоятельные звезды”. Они полностью подтвердили реальность убывающих и возрастающих фаз Венеры и факт, что “четыре звезды циркулируют возле Юпитера, двигаясь очень быстро”. Единственное наблюдение, относительно которого были высказаны некоторые оговорки, касалось Луны. Ученые писали:

Мнение самых уважаемых математиков католической церкви ознаменовало собой колоссальную победу Галилея. Невзирая на соображения Клавия относительно интерпретации наблюдений Луны, ученые Римского колледжа признали телескоп полноценным научным инструментом, более детально передающим реальность. Отныне невозможно было утверждать, будто телескоп обманывает зрение или дает ложную картину космоса. С этого момента все серьезные обсуждения могли касаться лишь интерпретации и смысла результатов, а не самого телескопа или реальности открытий, совершенных с его помощью.

Текущие дебаты о глобальном потеплении должны были пройти (и в значительной мере проходят до сих пор) через столь же болезненный процесс подтверждения. Прежде всего, людей необходимо убедить, что этот феномен реален. Затем нужно, чтобы они согласились с идентификацией его причин. Наконец, они должны принять хотя бы некоторые из рекомендованных решений проблемы.

Как показал пример Галилея (а также Дарвина, Эйнштейна и других ученых), мы должны доверять науке – слишком высоки ставки, чтобы поступать иначе. Мы должны вести серьезные дискуссии о том, как именно поступить в отношении следствий научных открытий, в частности таких, как угроза изменения климата (например повышение уровня Мирового океана и резкое увеличение частоты экстремальных погодных явлений). Не должно, однако, больше быть никаких споров о том, что изменение климата реально, о его причинах и о том, можно ли ничего в связи с этим не предпринимать.