– Да уж, силушки ему не занимать, – нехотя согласился Вяземский. – Ну да ладно. После поговорим, – свернул он разговор и, спустившись в прихожую, надел шинель.

Дверь захлопнулась, и Катерина, пройдя в свою комнату, прилегла на кровать. Она и сама не очень понимала, что с ней происходит, но такого с ней прежде никогда не было. Сердце колотилось в груди, словно птичка, щеки горели, а где-то в животе сладко ныло. Сама того не заметив, Катерина пригрелась и уснула. Проснулась девушка от какого-то грохота и громкого голоса полковника. Вернувшийся папаша наводил среди слуг армейский порядок привычными средствами. Ругаясь так, что кукушка в часах икала. Послушав выдаваемые им перлы изящной словесности, Катерина вышла из своей комнаты и, спустившись на первый этаж, спросила, входя в столовую:

– Что тут опять происходит? Папенька, вы ругаетесь так, что за окном кусты вянут. Что случилось?

Спокойный, уверенный голос девушки подействовал на полковника, словно ушат воды. Осекшись на очередном загибе, он смущенно закашлялся и, расправив усы, проворчал:

– Да вон, бездельники эти еще ничего не приготовили, хотя время давно уж обеденное. А ты где была? – развернулся он к ней.

– Уснула, – смущенно призналась девушка. – Как вы ушли, так пошла в свою комнату и случайно уснула.

– Ну, хоть отдохнула, – улыбнулся Вяземский.

– Как там прошло? – поинтересовалась Катерина нейтральным тоном, хотя сердце ее снова забилось очень быстро.

– Хорошо прошло, – задумчиво вздохнул полковник. – Оказалось, князь специально не стал убивать того дурака. Подполковник сильно просил. Однако, должен признать, князь настоящий мастер. Всадил пулю из дуэльного пистолета именно туда, куда и обещал. К слову сказать, я князя на обед пригласил. Так что проследи там, на кухне, чтобы все правильно было и переоденься. Не замарашка, чай, какая. Вяземская, – с гордостью закончил полковник.

Едва сдержав восторженный визг, Катерина шагнула к отцу и, быстро чмокнув его в выбритую щеку, выскочила в коридор.

– Будь осторожна, дочка, – вздохнул полковник, глядя ей вслед. – Вижу, что запал он тебе в сердце.

Катерина же влетела на кухню, не чуя под собой ног. Быстро проверив, что именно готовится сегодня, она выскочила в коридор и помчалась к себе. Распахнув дверцы шкапа, девушка принялась перебирать платья, которые привезла с собой. Выбрав одно, скромное, но достаточно нарядное, Катерина быстро переоделась и, подойдя к зеркалу, принялась внимательно изучать свое отражение. Убедившись, что за время, прошедшее с того момента, как она проснулась утром, ничего не изменилось, Катерина тихо вздохнула и, оправив лиф платья, отправилась в столовую.

Князь появился ровно в назначенный час. Встретивший его слуга принял у гостя папаху и бурку и проводил его в столовую. Находившийся там полковник при виде его поднялся и, пожав руку, указал на стул рядом с собой.

– Присаживайтесь, Руслан Владимирович. Обед сейчас подадут. Не желаете ли по рюмочке, в качестве аперитиву?

– Я равнодушен к спиртному, Павел Лукич, – пожал парень плечами. – Видел, до чего иных вино доводит. И папашу моего в том числе.

– Что ж, тогда и я не буду, – легко согласился полковник. – Князь, дозвольте вопрос задать?

– Конечно, спрашивайте, – насторожился Шатун.

– Что вы испытываете к моей дочери? – вздохнув, словно нырять собрался, спросил Вяземский.

– Она мне очень нравится, – честно признался Руслан. – Но я помню, что вы, Павел Лукич, считаете меня возможным охотником за приданым. Так что, пока дела не поправлю, ни о чем и речи быть не может.

– Ох, ты… – едва сдержался полковник, смущенно потупившись.

Ответ этого молодого, украшенного шрамами мужчины заставил его вздрогнуть и крепко растеряться. Такой откровенности полковник не ожидал. Собравшись с мыслями, Вяземский окинул парня задумчивым взглядом и, качнув головой, негромко проворчал:

– Однако умеете вы по самую маковку в дерьмо макнуть.

– Господь с вами, Павел Лукич, – хмыкнул Руслан. – Правда, она и есть правда. Она редко сладкой бывает. Мы с вами, ваше высокопревосходительство, офицеры и словесные кружева нам плести ни к лицу. Что вы хотите знать, Павел Лукич? Спрашивайте, мне скрывать нечего.

– А ежели я о личном спрошу? – нашелся Вяземский.

– О чем не захочу говорить, скрою. Промолчу. Но лгать не стану, слово чести, – твердо ответил Шатун.

– Ладно. Посмотрим, – усмехнулся полковник и, расправив усы, спросил: – Вы про поправку дел серьезно говорите, или так, для красного словца?

– Правду. И уже занимаюсь этим. У князя Тарханова я вам чистую правду сказал. Имею и свое дело, и в доле с купцом первой гильдии состою.

– Выходит, желаешь фамильное гнездо тут устроить?

– Да. Нравятся мне эти места. Тепло, еда вкусная, народ душевный, – пожал Шатун плечами. – Да и землю под имение мне тут выдали. Так что да. Теперь это и будет моим родовым гнездом.

– Ну, может, оно и верно, – помолчав, протянул Вяземский. – А как с семьей будет?

– Да кто ж его знает. Отдадите за меня Катерину, значит, быть ей княгиней. А нет, буду другую искать.

– Что, вот так просто и отступишься? – вдруг возмутился полковник.

– Так ведь насильно мил не будешь, – развел Шатун руками. – Что толку ходить да кланяться, коль вы все одно откажете? Да, Катерина Павловна мне очень нравится, но унижаться и просить я никого не стану.

– Гордый, – удивленно проворчал полковник. – А ведь гордыня суть грех тяжкий. Не забыл?

– Гордыня и гордость вещи разные, – качнул Шатун головой. – Одно дело, ради гордыни глупой беду на себя навлечь, и совсем другое, когда врагу не кланяешься, с оружием в руках его встречая.

– Ишь, как повернул, – проворчал полковник, качая головой. – Но ведь Катюха моя девка своенравная, упрямая. Видел ведь, что ей не столько хозяйство, сколько охота да езда верховая интересны. Хотя начинает в ней что-то женское пробиваться. На детишек глядит, улыбается. Взрослеет вроде как.

– Это все не страшно, – отмахнулся Руслан. – Казачки вон, по станицам, и верхом умеют, и стрелять обучены, и ничего. Хозяйства свои ведут так, что иной раз залюбуешься.

– Помню, говорил ты про них, – кивнул полковник. – Но ведь одно дело казачка, и совсем другое – девица из семьи доброй. Ее ведь вожжами не поучишь.

– Это почему же? – сделал вид, что удивился, Руслан. – Баба, она, Павел Лукич, в любом сословии баба. И ежели добром не понимает, то можно и вожжами. Но прежде добром да словом.

– Умен ты, князь. Как есть, умен, – вздохнул Вяземский. – Но ведь и ты меня пойми. Катерина у меня единственная дочка. Иных детей не имею. И как я смогу ее отдать неизвестно кому?

– Чего вы от меня услышать желаете, Павел Лукич? – прямо спросил Руслан, устав от этой словесной эквилибристики.

– Да