Брок улыбнулся, продемонстрировав все тридцать два зуба, и направился к машине. Он был тощ и долговяз и имел несчастье выглядеть так, как и должен выглядеть гробовщик в третьем поколении. У него были длинные костлявые пальцы и ничего не выражающее лицо, идеально подходившее для утешения горюющих родственников очередного покойника. Брок не имел склонности подолгу беседовать с рыдающими над гробом, поэтому был необыкновенно разговорчив, даже болтлив, с любым, кто не являлся его клиентом. Всегда сдержанно-остроумный, но порой он шокировал окружающих своеобразным чувством юмора. Когда он смеялся, а посмеяться он любил, его рот распахивался как у Щелкунчика.

Джеффри перегнулся через сиденье, чтобы открыть ему дверцу, но Брок уже справился и сам, зажав оба стаканчика в одной огромной ладони.

— Привет, шеф, — поздоровался он, забираясь в машину, и передал Джеффри один стаканчик. — Это тебе от мамы.

— Передай, я ей очень признателен, — обрадовался Джеффри, вдыхая кофейный аромат и очень надеясь, что напиток поможет ему наконец взбодриться. Кто бы мог подумать, что обычное фото способно ввергнуть его в столь подавленное состояние. Сара спрятала снимок в ящик, словно не желая даже вспоминать, что когда-то они были женаты.

— Что это с тобой? — спросил Брок, обладавший отменным чутьем на всяческие неприятности.

Джеффри включил скорость.

— Да ничего.

Брок уселся поудобнее, вытянув вперед свои длинные ноги, похожие на ходули.

— Спасибо, что заехал. Даже не знаю, когда будет готов мой катафалк, и мамин взять не могу — у нее по понедельникам аэробика.

— Да ладно, это не проблема, — ответил Джеффри, стараясь не фыркнуть, когда представил себе Пенни Брок в облегающем трико. На ум тут же пришел мешок с картошкой.

— Какие новости о Тессе? — спросил Брок.

— Я разговаривал утром с Сарой. Вроде бы есть улучшения.

— Ну слава Богу, — с облегчением выдохнул Брок. — Я молился за нее. И ребеночка. У Господа в раю есть специальное место для детишек.

Джеффри промолчал, подумав, что на небесах имеется и другое место — для тех, кто этих детей убивает.

— Как там их семейство, держится? — спросил Брок.

— Да вроде ничего, — ответил Джеффри и предпочел сменить тему разговора. — С тех пор как оставил пост коронера, ты ведь не выполнял никакой работы для округа, так?

— Знаешь, я действительно был очень рад, когда на это место назначили Сару. Конечно, жалованье было приличное, но округ Грант стал для меня слишком большим. Из города к нам едет все больше народу, и у каждого привычки. Мне же, как сельскому жителю, очень не хотелось попасть впросак. Это ж такая ответственность! Так что я снимаю перед ней шляпу.

Джеффри знал, что под «городом» Брок имеет в виду Атланту. Подобно большинству небольших городков. Грант в девяностые годы пережил мощный наплыв искателей более спокойной жизни. Люди ехали из крупных городов в надежде найти здесь тихое и мирное поселение, расположенное в самом конце соединяющей штаты магистрали. Чем больше приезжало в округ иногородних, тем хуже становилась криминогенная обстановка. Это и послужило одной из причин назначения сюда Джеффри, уже имевшего опыт борьбы с гангстерскими группировками в Бирмингеме, штат Алабама. К тому моменту как Джеффри подписал контракт, власти предержащие округа Грант были готовы на все, лишь бы только справиться с проблемой молодежного бандитизма.

— По поводу трупа… Сара сказала, надо взять на анализ кровь и мочу…

Джеффри лишь кивнул.

— Я слыхал, в клинике ее замешает Хар, — заметил Брок.

Хартон Эрншоу, кузен Сары, тоже врач, правда, не педиатр, работал с пациентами Сары в клинике, пока она была в Атланте.

— Мой папаша, упокой Господь его душу, любил перекинуться в картишки с семейством Сары, — сообщил Брок. — Помню, он и меня иногда брал с собой, и я играл с сестренками. — И он захохотал, да так громко, что задребезжали стекла. — Сара и Тесса были единственными девочками в школе, что со мной общались. Остальные, в силу папашкиного бизнеса, от меня шарахались. Да и сейчас мало кто решится подать мне руку.

Джеффри в недоумении взглянул на него.

— Все потому, что я прикасаюсь к мертвым. Хотя в детстве я покойников боялся и не то что прикоснуться — взглянуть даже не решался. Это мой братец Роджер был бесстрашный пройдоха!

Джеффри, удивляясь, как это они съехали на такую тему, еле сдерживался, чтобы не выдать какую-нибудь гнусную шуточку. А Брок между тем продолжал:

— Он водил ребят по ночам в бальзамировочную, когда папаша уже спал, и брал за это по четвертаку с носа. Заводил их туда, гасил свет, включая карманный фонарик, а потом нажимал покойнику на грудь, вот сюда. — Он ткнул себя пальцем в нужное место. — И покойник издавал низкий протяжный стон.

И Брок, открыв рот, изобразил, какой именно. Звук оказался настолько чудовищным и ужасающим, что Джеффри всеми фибрами души пожелал себе никогда не слышать ничего подобного, особенно перед сном.

— Брок, умоляю, никогда больше так не делай.

Слова Джеффри не обрадовали Брока, обожавшего подобные хохмы, и оставшуюся часть пути они преодолели в полном молчании.

Высадив Брока у морга, Джеффри отправился к Розенам, и первое, на что он обратил внимание, подъехав к дому, был сверкающий красный «форд-мустанг», припаркованный на подъездной дорожке. Вместо того чтобы подняться по ступенькам парадного, Джеффри восхищенно уставился на машину. В возрасте Энди Розена его самой большой мечтой был красный «мустанг», и теперь эта машина вызвала у него приступ необъяснимой ревности. Он провел ладонью по блестящей лакированной крыше, касаясь пальцами черных вставок, и подумал, что у Энди было чертовски много причин оставаться на этом свете.

За машиной явно кто-то ухаживал: несмотря на ранний час, на кузове не было ни капельки росы, а возле заднего бампера стояло перевернутое ведро с губкой поверх донышка. Не убрали еще и поливочный шланг. Джеффри удивила столь рьяная забота о машине — да еще в такое время, — о машине, владелец которой только вчера погиб.

Подходя к переднему крыльцу, он услышал, что у Розенов говорят на повышенных тонах и весьма раздраженными голосами. За годы работы в полиции Джеффри уяснил себе, что в гневе люди гораздо чаше говорят правду, а потому решил подождать у входа, спрятавшись в тень кустарника.

— И какого черта тебя это так взволновало? — кричала Джил Розен. — Ты ж никогда о нем раньше не беспокоился!

— Это все гребаная ложь, сама прекрасно знаешь! — раздался голос Брайана.

— Не смей так говорить!

— Мать твою! Как хочу, так и говорю!

Какое-то время они не произносили ни звука, затем Джил Розен что-то тихо сказала, Джеффри не смог разобрать слов. Муж ей что-то ответил, тоже едва ли не шепотом.

Джеффри подождал, не возобновится ли скандал, но из-за двери доносились лишь всхлипывания и шмыганье носом.