Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером 6 июля отдел по изучению армий Востока германского генштаба докладывал:
«Попытка противника до выяснения масштаба и целей нашей операции сдержать немецкое наступление войсками, развернутыми на позиции, и фронтовыми резервами в основном не удалась. Он преждевременно бросил в бой оперативные резервы… Противник, no-видимому, пытается сдержать немецкое наступление на возможно большем расстоянии от Курска и с этой целью бросает в бой все наличные силы»{98}.
Действительно, уже к исходу второго дня операции возможности фронта по наращиванию обороны были в основном исчерпаны. Но гитлеровцы просчитались: в распоряжении советского командования, в отличие от 1941–1942 гг., находились мощные стратегические резервы. 6 июля командующий Воронежским фронтом обратился в Ставку ВГК с просьбой усилить фронт четырьмя танковыми и двумя авиационными корпусами. Ее представитель А.М. Василевский поддержал его просьбу:
«<…> Со своей стороны считаю целесообразным для дальнейших активных действий усилить фронт двумя танковыми корпусами с подачей одного из них в район Прохоровки (30 км юго-восточнее Обояни) и другой в район Короча; для этой цели можно было бы использовать 10 тк от Жадова и 2 тк от Малиновского из Валуек. Кроме того, считал бы целесообразным Ротмистрова выдвинуть к р. Оскол, в район южнее Старый Оскол»{99}.
И.В. Сталин согласился с предложением А.М. Василевского. К 19.00 7 июля 10-й тк в составе 185 танков и САУ под командованием генерал-майора В.Г. Буркова вышел в район севернее ст. Прохоровка. Из состава Юго-Западного фронта начал выдвижение 2-й тк генерал-майора А.Ф. Попова. В 0.40 7 июля начальник Генштаба отдал распоряжение о привлечении всей авиации Юго-Западного фронта (17-й ВА) для боевой работы в полосе Воронежского.
Ставка ВГК, оценив наконец степень опасности, угрожающей Воронежскому фронту, отменяет ранее принятое решение о передаче Центральному фронту 27-й армии.
Вражеская атака отбита.
Из воспоминаний командующего Центральным фронтом К.К. Рокоссовского:
«<…> Утром мы получили второе распоряжение: 27 армию, не задерживая, направить в распоряжение Воронежского фронта. <…> Ставка предупредила, чтобы мы рассчитывали только на свои силы. При этом на нас возлагалась дополнительная задача — оборона Курска…
— Имейте в виду, — сказал Сталин, — положение вашего левого соседа тяжелое, противник оттуда может нанести удар в тыл ваших войск»{100}.
Насколько положение было серьезным, можно понять из воспоминаний заместителя командующего Центральным фронтом по тылу генерала Н.А. Антипенко:
«На второй или третий день некоторым лицам из руководства Центрального фронта стало казаться, что противнику все же удастся прорвать нашу оборону. <…> Были рекомендации: немедленно эвакуировать подальше в тыл все имущество, сосредоточенное на фронтовых складах. <…> Я обратился лично к командующему.
К. К. Рокоссовский сказал:
— Немцам не удалось достичь решительного успеха за первые два дня. Тем не менее это возможно теперь. А если уж произойдет такое несчастье, то мы будем драться в окружении, и я, как командующий фронтом, останусь с окруженными войсками»{101}.
Кроме 27-й армии, которая заняла оборону в Курском укрепленном районе, на угрожаемое направление выдвигаются еще две общевойсковые армии. Ставка категорически потребовала от командования Воронежского фронта: «Во что бы то ни стало остановить стремительное наступление противника на рубеже р. Псел, захватив в свои руки инициативу»{102} (выделено мною. — Л.Л.).
Н.Ф. Ватутину самому не давала покоя мысль перехватить инициативу и навязать противнику свою волю. Тем более это соответствовало требованию Ставки. В соответствии с его приказом командующий 6-й гв. армии в ночь на 7 июля спланировал контрудар. Решение о нанесении контрудара в создавшейся обстановке кажется странным: все соединения 6-й гв. армии были связаны боем, 51, 52 и 67-я гв. сд понесли большие потери, а ее левофланговые 89-я гв. и 375-я сд оказались отрезанными от основных сил, и управление ими было затруднено. В 1-й танковой армии только 31-й тк еще не был втянут в бой. Однако, сформированный непосредственно перед началом операции, он не имел своей мотопехоты и положенных по штату артиллерийских и минометных частей и значительно уступал в огневой мощи другим соединениям танковой армии. Попытка атаковать из положения обороны заведомо была обречена на неуспех.
И уже в 1.25 7 июля командующий фронтом приказал: «Предстоящую операцию по нанесению удара левым крылом армии отменить ввиду сложившейся обстановки, недостатка резервов и невозможности в столь короткий срок сосредоточить части в исходное положение, тем более что некоторые части уже были связаны противником»{103}.
Отмена контрудара, намеченного на 7 июля, — прямое следствие разговора со Сталиным. Приведем выдержку из доклада Ватутина Сталину после завершения оборонительной операции:
«<…> к утру 7.7.43 г. было решено встретить дальнейшую атаку противника танковыми соединениями с места. <…> Противник к этому времени уже смял центр 51-й гв. сд, и если бы было принято решение наносить контрудар танковыми соединениями, то при отсутствии уже прочного фронта стрелковых войск в полосе шоссе, мы быстрее израсходовали бы свои силы, а противник наверняка прорвался бы на ОБОЯНЬ, а далее он начал бы развивать успех на КУРСК. Это в корне изменило бы для нас в худшую сторону обстановку и помешало бы нашим наступательным операциям, которые готовились в районе ОРЛА.
К этому времени от Вас лично по телефону ВЧ был получен приказ «изматывать противника на подготовленных рубежах и не допустить его прорыва до тех пор, пока не начнутся наши активные действия на Западном, Брянском и других фронтах»{104} (выделено мною. — Л.Л.).
Как показали дальнейшие события, решения Ватутина не всегда базировались на всесторонней оценке обстановки. В частности, он не учитывал качественное превосходство противника в танковом вооружении и его господство в воздухе и поэтому зачастую ставил соединениям задачи, значительно превышающие их боевые возможности.
На рассвете 7 июля части мд «ВГ» и 11-й тд противника одновременно атаковали