Нет, это вообще фантастика! У него голова идет кругом, он оглушен светом и никотином; только что, понаблюдав за карабкающимся на дерево человеком, он хотел покончить с собой, а теперь его просят стать учителем английского!

— Франсуа, посмотрите на меня.

Надин необычайно серьезна, взгляд ее пронзителен. Она сплевывает приставшую к языку табачную крупинку.

— Да, разумеется, — слышит он собственное бормотание.

Надин тушит сигарету. Франсуа надеется, что она снова закурит. Ему хочется снова ощутить трепетание ее пальцев на своих губах и легкий вкус помады на фильтре.

— Мне пора. Вы идете?

Он спускается по лестнице вслед на Надин; она провожает его до палаты. Франсуа оборачивается и, пока не успела закрыться дверь, смотрит, как девушка удаляется по коридору. Тогда он проходит в палату, сразу же ложится на койку, не обращая внимания ни на Тома, ни на Виктора, и почти сразу проваливается в сон, утомленный своим горем и какой-то тихой, неясной радостью.

Он выполняет все врачебные предписания, слушается и массажиста, и невропатолога. Рано или поздно Франсуа выпишут из больницы, и это приводит его в ужас. Он не может представить себе, что ждет его там, за больничными стенами, и изо всех сил цепляется за единственный якорь, который именуется «реабилитация». Он учится держать равновесие, пытается стоять на одной ноге, ступня плотно прилегает к полу, ахиллово сухожилие приобрело эластичность, нога тверда. Он тренирует свое тело, крепнет; нужно усилить мышцы живота — и вот он лежит на массажном столе, таз зафиксирован, мускулы от затылка до лодыжки работают, торс отделяется от поверхности, мышцы спины в порядке, лопатки сведены, часть за частью тело становится сильнее. Он полностью мобилизуется: там, за больничными стенами, ему придется сражаться за жизнь, победить или умереть.

Увидев его на крыше в тот день, когда мужчина снимал с дерева воздушного змея, Надин понимает, что Франсуа «пока еще не умер». Этой фразой характеризовали состояние пациента, когда его привезли из Бейля с тридцатью процентами ожогов: одной руки не было, другая фактически сгорела, сердце сбоило, почки почти не работали, и тогда хирург сообщил Ма: «Пока еще не умер», — это было правдой, поскольку слово «жив» ему не подходило. Возможность выбираться на крышу давала выбор: упасть или нет. Умереть или нет. Это вопрос случайности или решимости. Он просто поднимается на крышу, у него почти нет одышки, он твердо стоит на ногах; вот последнее усилие, и уже виден пробивающийся из-под двери свет; он распахивает ее ударом ноги. Это его ежедневное свидание с самим собой; он смотрит в пустоту, не обращая внимания на оттенки — зеленый, голубой, бурый, — на медленно ползущие стада коров, на сложную гармонию пейзажа — и у него ничуть не возникает желания умереть. А когда рядом стоит Надин с сигаретой, он еще больше уверен в своем решении. Виктор смастерил для него из проволоки штатив на сорокасантиметровой подставке, с кольцом наверху. Любое достижение идет на пользу, сказал он, и хотя ты не можешь сам прикурить сигарету, зато теперь есть чем держать. Просто вставляй ее в кольцо и спокойно затягивайся. Да, разумеется, но он все-таки предпочитает, чтобы ему помогала Надин. Ему больше нравится ощущать на своих губах прикосновение ее мягких пальцев. Это главная причина, по которой он «пока еще не умер», а других ему и не нужно.

Он обучает ее английскому языку. Она приходит после смены, они садятся за стол, открывают учебник. Он разглядывает ее — платья, юбки, блузки; формы, проступающие через одежду, позволяют представить ее вне больничных стен, где-нибудь на городской улице, на парковой аллее, в магазине, на берегу речки, в кафе, дома… Все детали Франсуа додумывает сам, поскольку никогда не видел ни города V., ни Шарлевиль-Мезьера, ни Арденн, ни ее дома; он, словно кукловод, руководит ее движениями; она моргает — и он представляет ее спящей. Когда она говорит, он украдкой наблюдает за ней, у нее есть щелка между передними резцами — как принято считать, на счастье. Он любуется ее скулами, покрытыми нежным пушком, замечает ямочку на правой щеке; правый глаз чуть-чуть светлее левого; когда она читает, немного скашивает глаза. Он учит ее правильно произносить звук «th», вспоминает, как она читала ему письма Ма: «the thief thinks enthusiastically», — для этого достаточно поместить кончик языка между передними зубами; он вспоминает, как она сплевывала прилипшую на язык табачную крошку, но не осмеливается привести это в качестве примера. Он пытается объяснить, как правильно произносить английское «r»: «Richard repeats raw ribs are rare», — губы открыты, горло напряжено, язык расположен выше к нёбу; вечером его соседи по палате повторяют вслух услышанные раз по двадцать слова — этак скоро они и сами заговорят по-английски. Он берет для примеров факты из своей собственной жизни, и получается некий импровизированный театр: «I was born in Charleville, I live next to my sister in V.». Она не замужем, родом из Арденн, она на пять лет младше его; единственная дочь, ее мать — полька, и она немного знает польский; никогда не бывала в Париже… Меня зовут Надин.

Когда она писала последнюю фразу, ему вместо «Надин» показалось «Нина».

Семнадцатое июня. К счастью, у нее не было никаких срочных дел, и она смогла спуститься на нижний этаж. Хирург сам заглянул к ней в сестринскую комнату: «Пора! — сказал он с улыбкой, — прошу вас, мадемуазель Фай!» Она входит в палату в белом халате, на ней блузка, волосы уложены. Да, Франсуа сегодня навсегда покидает больницу, и этот час пришелся на ее дежурство. Он встает с койки, на нем брюки лазоревого цвета, кремовая рубашка; куртка застегнута на все пуговицы. Джентльмен, проносится у нее в мозгу, хотя она и не уверена в истинном значении этого слова, для нее это смесь элегантности и сдержанности. Его отец застегивает молнию на сумке, сестра стоит у стены, прижимая к себе горшок с фикусом, мать проверяет шкаф. Тишину прерывают соседи по койкам:

— Эй, восточная принцесса, главное, не падай духом!

— Мы будем скучать по тебе! Давай!

Через открытое окно доносятся детские голоса. Надин прячет руки в карманах:

— Ну что ж, вот и твой день настал…

Неделю назад она присутствовала в кабинете хирурга, когда он принимал мадам Сандр. Речь шла о том, с чем Франсуа придется столкнуться в реальной жизни. Ему нужно будет массировать спину, продолжать делать дыхательные упражнения, чтобы работала грудная клетка. Пересаженные ткани прижились, но все же