местных торговок. До сентября им, конечно, лучше лишний раз нигде не светиться, но видеть ее несчастные глаза он тоже не мог.

– Ну, это базар, маленький рынок. Там можно всякого-разного вкусного купить.

– Вкусного? – Рохи задумчиво потерла подбородок своей маленькой ладошкой и кивнула. – Это подходит, пошли.

* * *

Спуск по дорожке с горы занял более десяти минут. Шли пешком: в такси нельзя, там шофер их сразу вычислит. У таксистов же целыми днями в машине радио включено, и про исчезновение ребенка они, скорее всего, будут в курсе. Мёнчжуну подумалось, что и листовки «Пропал человек» в первую очередь будут показывать водителям общественного транспорта. Кроме того, манера речи у Рохи уж очень специфическая, и высока вероятность того, что таксист обратит на это внимание. Ну и сидеть в машине придется совсем рядом с водителем, так что он сможет их хорошо рассмотреть. В общем, по целому ряду причин поездка в такси представлялась небезопасной.

Сесть на автобус они тоже не могли. Остановка была относительно недалеко – прямо у круглосуточного магазинчика под горой, – но это был исходный пункт маршрута, людей там садилось немного, и незнакомого ребенка заприметили бы сразу.

– А почему у тебя нет машины? – спросила Рохи.

И что прикажете ему на это ответить? «Я ее сжег, чтобы меня полиция не нашла»? Нет? А что тогда? Продолжать врать? Это становилось труднее, чем раньше: сейчас, когда Мёнчжун глядел в ее чистые глаза, ложь застревала у него в глотке.

– Просто нет, и всё, – ответил он уклончиво, отводя взгляд.

Девочка остановила шаг и внимательно посмотрела на него.

– Точно…

– Что точно?

– Пахнет.

– Чем пахнет?

Во рту у Мёнчжуна пересохло, он рефлекторно сглотнул слюну и моргнул. Рохи, сверлившая его взглядом сквозь прищур глаз, наконец произнесла:

– Бедностью. – Она принюхалась еще и причмокнула губами. – Ладно, давай уже свои мучные комья. Раз денег нет – пошли домой.

Девочка остановилась, развернулась и потянула его за руку назад. Хотя на ее лице еще оставалось сожаление: ей явно хотелось пойти на этот загадочный базар, хотелось полакомиться чем-то вкусненьким, но с учетом обстоятельств, в которых оказался ее отец, она вошла в положение и решила потерпеть.

«Хеын, нам это никогда не простится – такую девчонку родителей лишить…» Не отпуская руку Рохи, Мёнчжун опустился перед ней на колено, чтобы их лица оказались на одном уровне.

– Ты неправильно поняла. Машины нет не потому, что денег не хватает, а потому что я ее продал – слишком старая была. Все, пошли быстрее, нас ждет вкусный ужин.

Рохи некоторое время смотрела на Мёнчжуна, словно размышляя, правду он говорит или просто так успокаивает. Но, в конце концов, моргнула и улыбнулась. И это было самое детское выражение лица за все время, что он ее знал.

* * *

Они остановились посреди рынка, где на маленьком пятачке торговали мини-рулетиками кимпаба и обжаренными в кляре креветками.

– Ну точно, мы бедные – снова повторила Рохи и покивала, словно соглашаясь сама с собой.

– Говорю же, что нет, – промычал Мёнчжун с набитым ртом, пережевывая кимпаб. Параллельно он потчевал Рохи креветками, а та послушно раскрывала рот, словно маленький ребенок, каким, по сути, и являлась.

– А почему мы тогда едим с улицы?

Ели они в обычной передвижной палатке-фургончике, где, кроме них, была еще целая толпа народу: кто-то, как и они, сидел на деревянных скамейках, кто-то ел стоя, держа тарелки на весу. Набор блюд в таких палатках был вполне стандартный: кимпаб, тток-покки или чапчхэ[14].

Набив рот креветками, Рохи беспрерывно вертела головой: вокруг было столько всего нового, и ее раздирало любопытство.

– Мы едим не «с улицы», это рыночная палатка. Просто ты пока еще маленькая и в этом не очень хорошо разбираешься, но потом, когда подрастешь, поймешь, что вот так перекусывать, стоя на рынке, гораздо прикольнее и вкуснее, чем дома или в ресторане.

Не особо поняв, что он имел в виду, Рохи надула губки и пожала плечами. У нее это получилось так мило, что Мёнчжун не выдержал и рассмеялся.

– А дочка-то, поди, в маму пошла…

Вот она, обратная сторона задушевности рыночного общения: удара с этой стороны Мёнчжун не ожидал. Наблюдательность проявила торговка кимпабом – морщинистая тетушка лет под шестьдесят. Волосы у нее были выкрашены в такой радикально черный цвет, что смотрелись неестественно. Заметив, что Мёнчжун поднял на нее взгляд, тетка решила совсем его добить:

– На папку-то совсем не похожа, вот и говорю, что в маму пошла.

У Мёнчжуна подскочил пульс.

– Да? Я и вправду похожа на маму? – Теперь и Рохи не сводила с него глаз.

– Что? Хм…

Мёнчжун снова напрягся: «Неужто Рохи что-то заподозрила? Или эта тетка? В новостях уже успели сообщить о пропаже ребенка или еще нет? Пока мы на рынке, нужно девчонке тоже какую-то панаму или кепку прикупить».

– А, ну тут это…

В этот момент у него очень удачно зазвонил телефон – старый, которым он пользовался еще до всей этой истории. Как вовремя! Теперь не придется углубляться в этот опасный разговор. Мёнчжун зна́ком показал Рохи, что, мол, извини, звонят, и та не стала мешать – уткнулась в тарелку. Наблюдая за ней, Мёнчжун принял звонок. Номер был незнакомый.

– Алло!

Ему никто не ответил.

– Алло! – повторил Мёнчжун.

– Это я, – послышался в трубке голос Хеын.

7

Йонин был довольно странным местом. Где-то чуть больше года назад сюда в рамках государственной программы релокации стали переводить правительственные учреждения. Город начал быстро развиваться и в настоящий момент относился к числу самых современных и высокотехнологичных. Однако стоило выехать на его окраины или в ближайший пригород, то там можно было лицезреть нетронутый облик провинции, где гор и рисовых полей много, а камер видеонаблюдения как раз наоборот – мало. Вот у одной такой горы в пригороде Йонина и была обнаружена подозрительная сгоревшая машина.

В составе следственной группы на место происшествия прибыл и психолог-профайлер Син Чонрим. Окинув взглядом обстановку, он сразу же вспомнил, что несколько дней назад в утренней сводке городского управления полиции проходило двойное убийство супругов и исчезновение малолетней.

«Обгореть машина может в двух случаях: либо автомобиль – полная дрянь и загорелся в пути, либо сам водитель дрянь редкостная и сжег его для того, чтобы уничтожить следы…» – подумал он и попросил привлеченных к расследованию криминалистов найти в обуглившейся машине хоть что-нибудь: любая мелочь могла стать зацепкой и дать надежду, что дело удастся распутать. И его надежды оправдались – в