Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Славно отметило Заборье приезд Капитана! Давно так весело не гуляла деревня.
После устроенного в избе будущими родственничками погрома Ксения Игнатьевна отрезала Васе:
— Не пара тебе Инга, плоха родова.
Только проговорила, а бабка Секлетинья и Терентий — в дверях: мириться пришли. Зубиха схватила ухват и поперла гостей со двора. Оскорбленная бабка Секлетинья орала на всю улицу:
— Ельцину напишу, пусть знает, как тут демократию «алкашкой» да «халдой» обзывают, ухватом ребра ломают!
Вася ходил по деревне и в упор не замечал ни в чем не виноватую Ингу. Девчонка даже осунулась от горя, зато Нина Хромова повеселела. Быстро опутала Капитана. Как-то вечером сходила на танцы в клуб, а утром Зубиха заслала сватов к ее родителям.
Узнав про это, Инга горько плакала и во всем винила бабку Секлетинью.
— Ничего, внученька, ничего, — утешала бабушка. — Еще покажем изменщику, как собак стригут. Устроим подружке твоей, харе бесстыжей, праздничек, век будет помнить!
Бабка Секлетинья напарила в эмалированной посудине скорлупу кедровых орехов, процедила в трехлитровую склянку, сунула под кровать. В одну пол-литровую бутылку насыпала капустных, а в другую — крапивных семян, залила разведенным спиртом и поставила в шкаф, твердо зная, что Терентий не тронет: однажды он попробовал одну из материных «микстур» — чуть копыта не отбросил.
Перед свадьбой Хромовы топили баню.
Вечером Инга, по наущению бабки Секлетиньи, как ни в чем не бывало, заявилась к бывшей подружке.
— Помоюсь с тобой? У нас каменка провалилась. Грязной хожу, спасу нет.
— Дуй быстрей за бельем, а то родни из города понаехало — не продохнуть. И все попариться пихтовым веничком рвутся, — поторопила Нина.
Инга сбегала за бельем, конечно же, прихватила и колдовское зелье, налаженное бабкой. Да… На что только не пойдешь ради любви! Нина уже намылила голову и спросила с полка:
— Ты, Инга?
— Я-я… — Девчонка проворно вылила колдовское зелье Нине в таз.
— Ой, что-то угарно, не буду, однако, мыться… — мышкой вышмыгнула за дверь.
Дома Нина хотела расчесать волосы, но гребень застревал. «Утром расчешу», — решила она. Обмотала голову полотенцем, поужинала и легла спать: завтра свадьба!
Утром голова ее была голой, как ладошка. От колдовского зелья бабки Секлетиньи волосы выпали.
Узнав о случившемся, Вася Зуб запил горькую и пошел по вдовушкам. Есть что пить — ларь из-под муки битком набит спиртом.
Как ни в чем не бывало к несчастному жениху подпарились Терентий и бабка Секлетинья. Жалели Нину в два голоса:
— Такая красавица была, и на тебе, покарал Господь…
На одной из веселых вечеринок бабка Секлетинья незаметно споила Васе капустную настойку, после чего двери вдовушек захлопнулись перед ним. По деревне поползли страшные слухи: Капитан мужскую силу потерял. От стыда Вася потерял голову.
Старая хитрушка злорадствовала:
— Сел на мель сопливый шкипер, теперь никаким буксиром не сдернуть.
Безволосой Нине Хромовой стало не до Васи. А Инга продолжала сохнуть по Капитану. Крепко его любила девчонка!
Все примечала боевущая бабка Секлетинья, приметила и безысходную печаль милой внучки. Подкатилась медовым колобком к Зубихе:
— Ксения Игнатьевна, хошь — вылечу сына? Если породнимся…
Согласилась Зубиха — охота под старость лет внучат понянчить. Бабка Секлетинья передала ей поллитровку с крапивной настойкой:
— По стопке три раза в день…
Свадьбу сыграли под Рождество. На дворе стоял трескучий мороз, а в избе Зубихи было жарко, как в Африке. Ксения Игнатьевна учла предыдущие промахи — не пожалела табака и куриного помета! — бражка получилась сверхъядерной. Терентий сломался на десятой кружке. Бабка Секлетинья закуролесила на тринадцатой:
— Никто меня не перепьет, кроме Ельцина! Вот кого бы мне по молодости в мужья, славная парочка была бы… — И, кося лукавым глазом на радостную внучку, замельтешила перед трезвым Васей Зубом. — От судьбы не уйдешь, Капитан. Выходи в круг, покажи свою флотскую удаль! — вращая пропеллером березовую клюку, поплыла по горнице павой.
Эх, яблочко,
С боку зелено…
Людям пить да плясать
Сверху велено…
Гармонист улыбался и старался от души. Даже разнесчастная Нина Хромова, повязавшая безволосую голову платочком, пригубившая чуть-чуть брусничного ликера, не усидела — закрутилась касаткой вокруг легкого на ногу мимолетного ухажера.
— Ничего, девка, нарощу тебе кудри! — похвасталась бабка Секлетинья, любуясь на статную ленчанку. — Лучше прежних будут. И жениха найдем, не хуже Капитана.
Сдержала слово: топленое масло, луковый сок да еще какая-то травка — помогли. Через год сосватал Нину Хромову настоящий капитан дальнего плавания и увез из деревни во Владивосток.
ВОРОТНИК
Рассказ
1
Появился он на свет в праздник пушистых подснежников, на кедровом островке, опоясанном коварной топью, чахлыми березками и корявым голубичником.
Около норы весело тинькает ключик. Еще недавно лисенку из него так сладко лакалось! Проворные струйки, извиваясь, скользили по шатким камешкам и манили в дальние дали. С любопытством разглядывая свое отражение в текучем зеркальце, он озорно шлепал лапкой по хрустальной воде и тоненько хихикал. Еще недавно была у него сестрица. О, как они славно резвились! Бегали наперегонки, играли в прятки, подкидывали вверх куколки от прошлогодних шишек и ловко ловили. По кромке топи, где источает мед буйное разнотравье и гонит к небу лиловые стрелки ушастая черемша, охотились на мышей. Нагулявшие на припрятанных кедровых орехах жир, эти бусенькие пискуньи прямо таяли на зубах! От вкусных воспоминаний у лисенка потекли слюнки.
Отец исчез еще до рождения лисят. Куда он делся, не знает даже мать. Если не погиб, нашел себе подружку помоложе и покраше? Нелегко старой лисе выкармливать потомство в одиночку. Слух и нюх уже не те, ослабло зрение.
Она возвращалась с охоты обычно под утро, выплевывала на притоптанную щенячьими лапками рыжую хвою еле живого рябчонка или крота: лисята накидывались на добычу — долго мучали ее, а потом съедали. Бородатый филин жадно пялился с мохнатого кедра на щенячий пир и злобно точил крючковатый клюв о толстый сук. Старая лиса, поглядывая на него, предупреждающе рычала.
Сегодня ночью, когда она ушла на охоту, расшалившаяся сестрица, забывшись, отбежала слишком далеко от норы и тут же попала филину в когти. Ее жалобный плач распластал надвое лесную тишину и растаял в лунной мути. Лисенок от страха забился в дальний глухой отнорок и затаился. Упадет ли сухая ветка с дерева, облетит ли кора с трухлявого пенька — замирая,