Работали тихо. Солдаты охраны были на сеновале, мы их там на тот свет и отправили. Точнее, это сделал я. Пришлось схитрить. Подняться на сеновал так, чтобы не нашуметь, было невозможно, вот и пришлось думать, как всё провернуть. Я поднялся на чердак, подсвечивая себе фонариком и шёпотом спрашивая у сонных немцев о некоем Фрице: мол, я его ищу. Мне отвечали проклятиями и просили не светить в лицо. Вот так, обходя и по очереди их касаясь, я отправлял всех в Хранилище. Да, чтобы отправить в Хранилище, мне необходимо касание. Потом я доставал их по одному и сразу наносил удар ножом, так что теперь они лежали на сеновале в самых живописных позах и мёртвые. Двое бойцов, поднявшись наверх после меня, быстро собрали оружие, а остальные в это время, вскрыв защёлку, проникли в дом. Внутри кроме генерала было ещё трое, видимо, денщик, адъютант и кто-то ещё, но не хозяева, те спали в сарае.

Денщика мы прирезали, а вот трёх офицеров – аж генерал-лейтенанта, полковника и обер-лейтенанта – взяли в плен. Разбудили их, безоружных, зажгли керосиновую лампу и заставили надеть форму. Документы я забрал. Мы с сержантом-пограничником были в немецкой форме, но остальные – в красноармейской, так что немцы понимали, что происходит. Несмотря на сильное возмущение, всех троих связали, вставили кляпы, забрали все бумаги, портфели и карты и отнесли к бронетранспортёру. После этого сержант-танкист сел за руль «ганомага», а я – за руль легковушки. Генерала посадили сзади, рядом сел сержант-пограничник в офицерской форме. Я вырулил первым, а позади меня двигался бронетранспортёр, оглашая своим рёвом всё вокруг.

И всем по фигу: проводили нас взглядами, патруль на выезде отдал честь, когда мы проезжали. Вот так и покинули село. Бронетранспортёр ревел сзади. Проехав три километра, я помигал фарами на подъезде к нашим, чтобы не подстрелили, и показал обрадованному Бабину генерала. Кляп мы у него уже вытащили, и генерал оглашал округу матами. Два других офицера были в бронетранспортёре, бумаги и карты находились там же.

Выезжая, мы пропустили бронетранспортёр вперёд, следом ехал я на легковушке, и грузовики за нами. Как раз начало светать, когда мы покатили прочь, в сторону Днепра. Нам предстояло пересечь мост. Когда мы подъехали к мосту, уже рассвело. Внаглую объехав длинную очередь на переправу, мы присоединились к артиллеристам, которые переправлялись на ту сторону. Сразу нас не пустили, регулировщикам плевать на чины, но как полк прошёл, так и нас пропустили. Надо сказать, я беспокоился. У генерала машина с одними тактическими знаками, а наши три грузовика – с другими, вообще, кажется, от охранной дивизии. То-то немцы на них с недоумением поглядывают. В общем, палево, нужно сваливать. Поэтому, как только проехали мост, мы сразу ушли на второстепенную дорогу и сделали рывок на пятьдесят километров параллельно линии фронта в сторону Украины. В пути останавливались на час, чтобы поесть. А в шесть вечера встали уже на днёвку, потому что все вымотались. Выставили часовых, охрану для пленных и отправились спать. Хорошо, что тут Бабин командует: пока он это делает, я отдыхаю.

Подняли нас в полночь. Наскоро поев, мы снова погрузились в машины. Топливо к концу подходило, ещё на сто километров хватит, и встанем. Залили остатки. Не успели проехать и восьми километров, как я остановил «мерседес». Сидевший рядом на месте пассажира Бабин сразу спросил:

– Что?

– Кажись, наши. Идёт стрелковая колонна. Вижу сорокапятки, обоз. Отступающая часть. Люди вымотаны, еле идут. Точно наши.

– Нужно посыльных для опознания отправить. Если на этих машинах подъедем – расстреляют.

– Это точно. Тем более рёв движка нашего бронетранспортёра те уже слышали. Ускорились и двух всадников к нам направили, явно на разведку. Заслон создают с одной пушкой.

– Сколько до них?

– Полтора километра будет. Мы на возвышенности стоим. Хорошо, без фар идём, на подфарниках, а то издалека бы заметили.

Мы действительно крались, пока ехали эти восемь километров. Пришлось объезжать три стоявшие на ночёвках немецкие фронтовых части. А тут выехали на дорогу – и наши. Неужели проскочили? Отправленные навстречу разведчикам пограничники вступили в голосовую перекличку и, пообщавшись, направились обратно с одним из всадников, второй к своим поскакал. Это оказалась стрелковая дивизия, которая организованно отступала на следующие позиции.

Вот так двадцать четвёртого июля мы и вышли из окружения. Штаб дивизии уже передал информацию в штаб 13-й армии о пленении командира 46-го мотокорпуса генерала Фитингхофа. Нам сразу выдали сопровождающих и довели до штаба армии, который стоял в каком-то крупном селе. Встретил нас командующий, был он невыспавшимся, с красными глазами и набухшими веками, но при этом лучился радостью и довольством.

Мы привели себя в порядок, я скинул немецкую форму и надел гражданский костюм. Все построились, немцев тоже вывели, специально осветили фарами, несмотря на опасность ночного налёта. Бабин вышел вперёд и доложился. О выходе отряда из окружения, о захвате техники и о пленении командующего корпусом. Вышедший вперёд бригадный комиссар, начальник политуправления армии, пообещал, что никто не будет забыт и ничто не будет забыто.

– Не жмись ты, Павел Иванович, знаю же, что держишь в запасе награды. Доставай, это как раз тот случай, – сказал командующий, проходя вдоль строя и всматриваясь в лица бойцов и командиров, пока не остановился около меня. – Значит, это он генерала брал?

– Спланировал и осуществил вместе с бойцами, товарищ генерал, – подтвердил капитан. – Во время совместных операций комсомолец Гусаров лично уничтожил не менее сорока немецких солдат и офицеров. В основном с помощью ножа. Сам лично видел убитых. Также он помог захватить всю технику, включая бронетранспортёр и генеральский автомобиль. Я считаю, что комсомолец Гусаров как никто другой заслуживает награды и нашей благодарности за вывод из окружения.

– Что ж, вы правы, товарищ капитан, таких героев нужно награждать.

Немцев уже увели в здание штаба, видимо, допрашивать, захваченные документы тоже унесли. Фары выключили, нас распустили, там начали работать особисты. Нас же командующий велел доставить в штаб. Не всех, а только тех, кто участвовал в захвате командующего германским мотокорпусом. Нас провели в школьный класс. Подошедший штабной командир попросил документы, у кого есть, я протянул свой паспорт. Командир, собрав документы, ушёл, а мы стали описывать, что и как было, писари записывали за нами, составляя рапорты.

Бабин ушёл к генералу и о чём-то с ним шушукался. А когда они вышли, я чуть челюсть не уронил: Бабин был в генеральской форме, слегка не по размеру. Может, командующий свою одолжил? Да нет, не свою, комплекции разные. Видимо, кого-то из штабных командиров ограбил. То, что Бабин – генерал-майор, я не знал. Уверен, бойцы, которые были с ним, об этом прекрасно были осведомлены, один я тут в дураках. Мог бы догадаться: за сорок, а капитан, я думал, что разжалованный, а тут вон оно что.

Бабин взглянул на меня и, улыбнувшись одними глазами, слегка кивнул. Кивнув в ответ, я стал ожидать, что скажет командующий. Тот поздравил нас с пленением высшего военного чина противника и сообщил, что все мы представлены к наградам, и награждение состоится прямо сейчас.