Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А то, что на плакате используется христианский миф?
— Мы атеисты, но ведь историю народа не зачернеешь. И мы вполне можем использовать традиционные представления. К тому же, со змеем бился на только святой Георгий, похожая история есть и у многих нехристианских народов. Кто учился в гимназии, помнит, что древнегреческий бог Аполлон, хоть и являлся кем-то вроде товарища Луначарского, покровителем искусств, в молодости вел тяжелую борьбу со змеем Пифоном.
Примеры понятны? Что понятно?
— На плакате должны быть одна четкая мысль, не допускающая никакого иного толкования, — подал голос парень с явно сабельным шрамом на лице.
— Ты правильно понял. Если с первого взгляда на плакат ты не понял, о чем он — сразу кидай его в корзину.
Итак, мы видим на этих белогвардейских плакатах одно и то же. Художники решили, как они говорят, самовыразиться. А их заказчики, видимо, решили, что художникам виднее. И получили… Вот этого нельзя допускать ни в коем случае. Я не зря об это говорю. Художники очень любят поговорить о творческой свободе. Сегодня имеется много направлений в искусстве. И я не берусь говорить, какое из них лучше. Но, товарищи, мы не эстеты! Мы солдаты информационной войны! Так и только так.
После окончания лекции вокруг Конькова шла суета. Студенты (или как их назвать) подавали Конькову на подпись книги. Максим-то знал, что глава РОСТА разразился двумя произведениями, в которых описывал свои похождения во времена Гражданской войны. По мнению многих французских критиков, они отличались «вызывающим цинизмом», «проповедью азиатского варварства» и чем-то ещё вроде этого. Хотя, по мнению Максима, ничего особо такого там и не было. В его время принцип «если враг не сдается — его уничтожают» исповедовали все. Да и то сказать — читанные в том мире «Разгром» или «Голый год»[30] тоже особым гуманизмом не отличались.
Но вот, наконец, Максим пробился к Конькову.
— А-а, ты товарищ из Франции?
— Ну, не совсем из Франции… Я вот хотел спросить: как ты относишься к альбому «The number of the beast» группы «Iron Maiden»?
Часть 2
«А живя неторопливо, жизнь не сделаешь длинней»[31]
Жертвы магов-недоучек?
Ну, вот. Читал себе лекцию, никого не трогал, а тут вдруг свалился на голову ещё один попаданец. Я своих единовременников специально никогда не искал, даже когда у меня были к этому возможности. Слишком время было суровое. Мировая война, Гражданская… К тому же я рассуждал так. Самое естественное желание для моего среднестатистического современника, угодившего в эта безумную эпоху — это забиться куда-нибудь подальше и не отсвечивать. О чём с таким говорить? А если даже кому-то взбрело бы в голову спасать Россию от большевиков или мир от нацизма — то он гарантированно находился в дурдоме. «Мэйденовский» шрифт на журнал я поставил просто потому, что он мне нравился. Ну, конечно, и из некоторого хулиганства. У нас в части художником был любитель «металла», так он нашу стенгазету «Связист» оформлял в стиле обложек разных соответствующих команд…
И вот тут вдруг с совершенно неожиданной стороны появляется…
— Ну, не совсем из Франции… Я вот хотел спросить: как ты относишься к альбому «The number of the beast» группы «Iron Maiden»?
— Ничего альбомчик, хотя «Killers» по-моему, лучше, — ответил я. И на всякий случай добавил уже на публику:
— Хотя черт с ними, с этими американскими авангардистами. Нам своих футуристов хватает. Как тебя зовут?
— Вообще-то я Петр Холмогоров, сын эмигранта. Но я взял псевдоним Максим Кондратьев. Французам мою фамилию не выговорить. Да и есть иные причины, — добавил мой собеседник со значением.
Так, похоже, парень пошел по моему пути — взял своё настоящее имя. Теперь надо грамотно сливаться от лишних свидетелей.
— Вот и ребята из эмигрантов приходят в наши ряды. Это очень интересно. Я думаю, нам есть о чём спокойно поговорить.
Вскоре мы оказались в моём кабинете. Я велел соединять со мной только в самом крайнем случае. Все знали, что таким случаем был только звонок Сталина или Дзержинского.
— Что же, садись… — Я кивнул на угол своего кабинета, где, по обычаю XXI века, стояли два кресла и столик. Сам же достал большую бутыль из зеленого стекла и два фужера.
— Это что? — Спросил Максим.
— Коньяк. Не французский и не шустовкий, но и не палево с Кузнечного моста. Товарищи из Армении прислали.
— Можно подумать, я в Париже пил хороший коньяк, — хмыкнул Максим. — Я, знаешь ли, не в Путилова[32] вселился.
— Ладно, давай за встречу, а потом рассказывай, как ты дошел до жизни такой…
— Интересно девки пляшут… — Подвел я итог, выслушав историю Максима. — Эвона каков разброс в пространстве-времени. У меня-то вот что было…
Дальше рассказывал уже я.
— То есть, получается, что мы, так сказать, стартовали в одно время, но ты попал в то же место только на семь лет раньше, а меня перенесло хрен знает куда.
— Зато я находился в трехстах пятидесяти километрах по прямой от места вашего камлания. И ты сохранил память реципиента, а я нет. При том, что твой Петр, как я понял, инфантильный дворянский сынок, а мой «донор» — анархо-бандит, то есть, точно не слабак. Слушай, а что это вообще были за люди? Они ведь не заклинания читали, у них и аппаратура какая-то была?
— Я над этим знаешь сколько голову ломал! Но я-то знал только свою подружку и её знакомых, они её бывшие одноклассники. Ребята вообще-то нормальные, пока не заведут свою шарманку о Блаватской и Алистере Кроули. Они эту тягу к странному ещё со школы притащили. Может, слышал, на Васильевском есть такая литературная школа?
— Двадцать седьмая? Кто ж о ней не слышал. Заповедник потомственных высокодуховных гуманитариев. Они и техника — вещи слабо сочетающиеся.
— Вот и я о том! Моя Олька даже компом владела чуть лучше блондинки из анекдотов. Да и вообще. Сам посуди. Станут ли люди, которые что-то серьезное затеяли, тащить кого попало? Там не только я был совсем ни при делах. Да и разговоры я слышал, многие из более продвинутых знали друг друга только по Интернету.
— Ну, тут могут быть разные варианты. Возможно, им для чего-то была нужна массовка. Да и вообще, они