О нем вообще много рассказывали в ВДВ – «войсках дяди Васи», как с гордостью называли себя десантники в честь своего обожаемого главкома – генерал-полковника Василия Маргелова. Сошников, будучи заместителем командира танковой дивизии, согласился на должность командира воздушно-десантной дивизии. «Дядя Вася» Маргелов знал и любил Михаила Ивановича по службе в Германии, предложил ему это повышение – решающее в жизни офицера. Самый большой прыжок – от полковника до генерал-майора. Пусть потом не будет продвижений – ты уже состоялся. По большому счету.

Но в ВДВ не признают командира, если он не причастен к небу. Никого не интересовало, что полк Сошникова был лучшим в Германии, а дивизия – лучшей в Вооруженных Силах СССР потому, что в действительности командовал ею не командир, а он, заместитель комдива Михаил Сошников. В авиации бывают в мирное время генералы в тридцать девять лет. В сухопутных войсках такого не бывает (сыновья маршалов и зятья генсеков не в счет!). Сошникову, выпускнику Академии Генерального штаба, было 38, когда его назначили комдивом. Но… надо было прыгать. Он прыгнул первый раз – вывихнул ногу. Через 20 дней прыгнул второй раз – сломал ее. Через полтора месяца прыгнул третий раз – так ушиб копчик, что все лето просидел в кабинете, как он выражался, на одной полужопице. Через полгода он прыгал со своей дивизией на всех учениях. Сначала его зауважали за упорство, потом за смелость, потом – за несомненное мастерство и талант. Мастерство парашютиста. Талант командира. Хотя он не был обделен и другими достоинствами. Только случайно не поступил в молодости в консерваторию. Певцом Михаил Иванович не стал, но голос у него, несомненно, был – сильный и очень приятный тенор. Когда ему предложили оформлять документы для работы в Египте, засел за английский язык. В Академии Генштаба он был на хорошем счету на кафедре иностранных языков. Но он не был бы Сошниковым, если бы остановился на этом. Вот почему, когда он обратился к генерал-полковнику Танкаеву – начальнику Военного института иностранных языков (по прозвищу Ингуш) – с просьбой назначить комиссию и принять у него экзамены по полному курсу института, у многих его коллег отвисла челюсть. Успешно сдал экзамен на звание военного переводчика (генерал!) и только тогда доложил в Главное управление кадров СА на Беговой, что готов к командировке.

И мне предстояло работать у такого генерала переводчиком! Немудрено, что я приглядывался к нему. Мне понравилось все – и как он бегом спустился по трапу самолета, и как удивился на вилле в Хелмийе, куда я его привез, «снаряженному» холодильнику. Я жил далеко от него, в Наср-Сити, напротив Генштаба, но не поленился ранним утром поехать на рынок и купить все необходимое. Первые дни должны были мне подсказать многое. Кто я буду для него? Помощник? Советчик? Подай-принеси? Он явно не нуждался во мне для своей повседневной работы. Командующий округом египетский генерал Саад Заглуль Абдель Керим – сын генерала Саада, старшего друга президента Насера, говорил на хорошем английском языке. Они как‑то сразу нашли общие интересы, а вскоре и подружились. Помог и равный возраст, и осознание того, что оба успешны – один в 42 возглавляет столичный округ, другой в 42 – один из самых заметных военных советников за рубежом. Мне повезло. В домоправителе Михаил Иванович тоже не нуждался. Генерал в быту все мог организовать сам. Он не хотел, чтобы в Каир приезжала его жена – кандидат геологических наук, специалист по нефти. И скоро я понял почему.

La belle dame sans merci (фр.).

Прекрасная, но безжалостная дама.

Когда через два месяца после своего приезда Михаил Иванович спросил меня, где я провожу свои свободные вечера, я подумал, что он скучает. В Египте, как и во многих мусульманских государствах, пятница – выходной день, в штабах – только дежурные. В субботу и воскресенье не работают советские учреждения, так что даже если все дни ты работаешь в своем штабе, то свободных вечеров все равно много. Я ответил ему, что вечером каждую пятницу я еду в ночной клуб «Мэриленд». Там собирается одна и та же компания: переводчики Андрей Попов, Вадим Беляев, Виктор Гаппаров, Валерий Демидов и Валерий Морозов. А наутро мы встречаемся в спортклубе «Скарабей» поплавать в бассейне. Если зима, то есть только 20 градусов в тени, то обедать идем в пиццерию, если лето, то есть 40, то в кафе Гроппи, где можно поесть салаты, фруктовый суп и запить чем‑нибудь холодным. Но мне не надо было столько раз повторять должности моих друзей. Генерал меня понял. В эту компанию переводчиков даже холостому генералу хода не было. Оказывается, не было и нужды. Он сказал: «Давай в эту пятницу съездим в «Омар Хайям». Заметив легкую озабоченность, которую я не смог, по‑видимому, скрыть, он быстро добавил: «В клубе я плачу. Ты мне нужен. Не бери такси. Поедем на моей, с шофером».

«Омар Хайям» – шикарный, очень дорогой ночной клуб на берегу Нила, напротив отеля «Семирамида». Сидя на веранде отеля, в ресторане под названием «День и ночь», я видел, какие машины подъезжают к этому клубу. Такси среди них не было. Ресторан «Day and night» отеля «Семирамида» – тоже недешевое удовольствие, но каждый месяц 25‑е число я проводил только там. 25 мая 1941 года – мой день рождения. Ресторан тоже был открыт в этот день и год и до сих пор не закрывался ни на перерыв, ни на ремонт, ни из‑за войны, ни из‑за изгнания короля Фарука. Больше четверти века ни минуты простоя! В траурные дни в нем не работал оркестр – вот и все. Я, признаюсь, сентиментален. Разве мог, узнав такое, проводить наш день где‑либо еще?

В четверг мы в 11 часов вечера вошли в зал «Омар Хайям». Столик, который я заказал заранее по просьбе генерала, был самый дорогой, то есть стоял в первом ряду перед сценой. Сейчас там тихонько наигрывал блюзы небольшой оркестр, но на афишке, вложенной в меню, в полночь значился гвоздь программы – танец живота в исполнении Сухейр Заки. Я видел ее лишь один раз в «Мэриленд» – она танцевала там после своего полуночного выступления в «Омар Хайям». Для Заки выступить в «Мэриленд» было актом благотворительности в честь Рамадана – месяца мусульманского поста. Ее концертов с нетерпением ждали не только в лучших ночных клубах Каира, но и в Багдаде, Дамаске, Аммане, Стамбуле и Джидде… У нее было больше регалий, чем у многих блистательных офицеров египетской армии. Мы предусмотрительно поели дома и в клубе заказали лишь шотландское виски. Впрочем, уточнять необязательно. В «Омар Хайям» другого не подают. Я слышал, каким тоном бармен переспрашивал у японца, который потребовал японское виски «Сантори»: «Вы уверены, что это марка виски, сэр?»

Сухейр Заки появилась точно в полночь. Пульсирующий ритм танца уже с минуту призывно звучал в зале, когда в луче прожектора на сцене появилась она – мечта миллионов арабских мужчин, женщина, удостоенная президентом Насером одной из самых высших наград Египта – ордена «За заслуги». Я не поклонник ни индийских, ни арабских народных танцев. Главное для меня во время их исполнения – не задремать, чтобы не обидеть пригласивших меня хозяев. Но этот танец не повергал в сон. Я не заметил, как пролетело время. Когда прозвучали последние удары барабана, я почувствовал себя так, как будто меня лишили чего‑то очень желанного. Сухейр ускользнула в свою гримерную. Через несколько секунд ее место на сцене занял фокусник. Он мог с таким же успехом декламировать стихи или колоть дрова. На него никто не смотрел. Мужчины и женщины обсуждали достоинства танцовщицы. Судя по их жестам и блеску глаз – не только хореографические.