Гибсон понял, что тот ужин не состоялся, но побоялся спросить, где он был в тот вечер.

— Я знаю, что редко бывал дома…

— Вместо того чтобы приехать домой на те выходные, ты провел их вместе со своим другом в тренировочном лагере для детей в Новой Шотландии. Я могла бы тебе позвонить, но мне хотелось сообщить тебе столь важную новость при личной встрече, — продолжила она, вцепившись пальцами в его колено. — Тогда я подумала, что меня устроит любой вечер, когда ты будешь дома. Но когда ты в следующий раз приехал на домашний матч, ваш голкипер собрался переходить в другой клуб, и тебе пришлось отправиться на встречу с игроком, который должен был занять его место. Ты это помнишь?

Он все помнил, и ему было искренне жаль, что ей пришлось пройти через тяжелые моменты жизни в одиночку. В то время помимо работы он занимался поисками сиделки для своей матери, но не сказал об этом Ларк. Разве мог он винить Ларк в том, что она не сказала ему о своей беременности?

— Жаль, что ты мне не позвонила. Я понимаю, по телефону такие новости обычно не сообщают, но я, по крайней мере, узнал бы, что ты ждала ребенка. Если бы я сказал об этом членам своей команды, мне позволили бы ответить на твой звонок во время того благотворительного мероприятия.

— Я знаю, — мягко произнесла Ларк, убрала руку с его колена, повернулась и сделала глоток чая. — В тот вечер, когда у меня случился выкидыш, я пожалела, что не сказала тебе о ребенке. Я не сообщила тебе позже, потому что это было бы жестоко по отношению к тебе. Мы все равно не смогли бы ничего изменить.

— Тогда ты собрала вещи и ушла.

Гибсон никогда не забудет, какую сильную боль испытал, когда увидел в просторном фойе их дома коробки с ее вещами. Он позволил этой боли помешать ему отправиться за ней и спросить у нее, почему она ушла. Он решил, что причина была в его частых отсутствиях дома.

Проведя детство рядом с отцом, который не видел в нем ничего хорошего, Гибсон стал толстокожим. Это помогло ему добиваться больших успехов в спорте, но помешало сближаться с людьми, формировать глубокие связи. Именно эта проблема и заставила его когда-то обратиться к психотерапевту. Но когда он вошел в кабинет и увидел Ларк, он понял, что хочет с ней встречаться не как со специалистом, а как с женщиной. Наверное, для них обоих было бы лучше, если бы он сначала прошел курс терапии и лишь после этого пригласил ее на свидание.

— Прости, что не сказала тебе раньше, — произнесла наконец Ларк, встала со стула и взяла свою сумочку. — Мне давно следовало все тебе объяснить. Вернувшись в Кэтемаунт и увидев, что мои сестры стали сильными женщинами, способными построить прочные отношения, я тоже захотела стать лучше.

Он понимал, что вина лежала не только на ней. Но разве это имело значение сейчас, когда они попытались быть вместе, но у них ничего не вышло? Что, если одной любви было недостаточно?

Меньше всего на свете Гибсону хотелось снова причинить ей боль. Кроме того, он не был уверен, что справится с ее потерей еще раз.

— Я рад, что ты все мне рассказала и в этой истории поставлена точка.

Он долго будет спрашивать себя, как все сложилось бы, если бы она сказала ему о своей беременности сразу, как только о ней узнала.

Он не стал ее спрашивать, пойдут ли они вместе на свадьбу Джессамин. Какая-то его часть думала, что Ларк рассказала ему о ребенке сейчас для того, чтобы его оттолкнуть, потому что она боялась снова с ним сблизиться.

Возможно, это было к лучшему. Он дал себе слово, что больше не причинит ей боли.

Поэтому, когда Ларк повернулась и молча направилась к выходу, он за ней не последовал.

Глава 13

Ларк пришлось собрать в кучу все свои эмоциональные ресурсы, чтобы исполнить обязанности подружки невесты так, как того заслуживала ее сестра. Одетая в темно-синее платье с глубоким вырезом на спине, она поднималась по лестнице дома в Крукт-Элм со стаканом воды и крекерами для Джессамин, которая наряжалась для самого главного праздника в ее жизни.

— Я вернулась, — сказала она, войдя в самую большую спальню в доме, которой они не пользовались до сегодняшнего дня, потому что это была спальня их бабушки.

Флер, Ларк и Джессамин занимали те комнаты, в которых они жили в детстве, когда приезжали к ней в гости. Флер сказала, что эта комната подходит для невесты. Что ее пора наполнить новыми воспоминаниями, и сегодняшний день прекрасно для этого подходил. Ларк и Джессамин с ней согласились. Сейчас, когда они собрались здесь втроем, им казалось, что их бабушка находится рядом с ними.

— Я принесла тебе лучшее средство от утренней тошноты.

Флер расправляла пышный подол шифонового платья невесты, стоящей перед старинным зеркалом. Она повесила на зеркало белую мантилью Антонии, чтобы отражение невесты было обрамлено кружевом.

К горлу Ларк подкатил комок, и она тут же приказала себе сосредоточиться на происходящем и не вспоминать свою собственную свадьбу. Но разве могла она о ней не думать, проведя три недели в Кэтемаунте с Гибсоном?

Он поддерживал ее во время судебного процесса. Похвалил ее за смелость, с которой она противостояла прессе. Дал ей убежище, когда ей захотелось спрятаться от остального мира. Доставлял ей такое удовольствие в постели, что она забывала обо всем на свете.

— Не надо. Она уже прошла, — ответила Джесс, махнув рукой, на которой красовалось кольцо с грушевидным бриллиантом. — У меня лишь немного кружится голова от запаха спрея для волос.

— Я рада, что твой желудок успокоился, потому что скоро нам нужно будет идти вниз, — сказала Ларк, поставив поднос на прикроватный столик рядом с фотографией в рамке.

Ее взгляд задержался на снимке, на котором были запечатлены три сестры Баркли в детстве. Тринадцатилетняя Ларк стояла у забора и поддерживала шестилетнюю Флер, которая наклонилась, чтобы погладить по носу коричневого мустанга. Девятилетняя Джессамин, поставив одну ногу на перекладину, гладила шею животного. Все они были загорелыми и розовощекими благодаря солнцу и свежему воздуху. На них были одинаковые бирюзовые ковбойские сапоги, подаренные бабушкой.

Ларк очень нравились те сапоги. Она подумала, что было бы здорово купить себе и своим сестрам такие же, только взрослые. Она не останется в Кэтемаунте, но