– У меня настойка одна от гнуса имеется, – похвалился Кэлер. – Только обрызгай ею вокруг, а можешь сам натереться, и ни один кровосос близко не подлетит.

– Колдовство? – неуверенно нахмурился Вук, глубокомысленно изучая дно кружки.

– Не, откуда, – отмахнулся принц, уловивший, что плотогоны опасаются неизвестной магии. – У знающего алхимика брал настой. Он из тех травок составлен, что эти паскудники и на дух не переносят. Их, вишь ли, от этих травок корячит, а человеку хоть бы хны. Даже запаха не уловит.

– П-понял, – кивнул Трафа. – Это как от волчьей красавки мой Зубоскал сразу выть начинает, а я нич-чего не чую. Пес же мой, пока ему все травинки из шкуры не вычешешь, так и будет жалобиться.

– Во-во, все от природы, – поддакнул Кэлер, усиленно подметая со стола в рот съестное. Миску от рагу принц выскреб хлебом до блеска и теперь подбирал последние подстывшие колбаски и сыр «Солодка». Элегор присоединился к тяжкому труду Кэлера.

С лоулендской скоростью и аппетитом стол через несколько минут был очищен от всяких следов съестного, не считая колбасных «попок», сырных корок и лужиц пива. Яблоки боги съедали целиком вместе с огрызками.

Осушив в последний раз свою кружку, Трафа довольно крякнул и, слегка покачиваясь, поднялся.

– Прощевайте, пусть злые демоны не заметят вас, – напутствовал друзей Вук. – Ежели свидимся когда, посидим хорошенько, я пивка поставлю, расскажете, каково оно в Бартиндаре.

– Непременно, – отозвался Элегор. И, подхватив свои вещи, лоулендцы вслед за плотогоном, покачивающимся так, словно он уже пребывал на любимом плоту, покинули гостеприимные стены кабака.

Вук со своей компанией остался пьянствовать дальше, а вот для парней Трафа уход вожака стал сигналом к окончанию попойки, они кликнули подавальщика для расчета и потянулись за Трафаном на улицу.

От «Приюта плотогонов» до реки добрались быстро. Даже пьяный, Трафа не петлял по городу, а шел так уверенно, словно у него в проспиртованном брюхе находился компас, указывающий дорогу. Гавань с покачивающимися у причалов плотами самых разных габаритов показалась через десяток минут. В отличие от кабака, там было довольно тихо, только изредка перекликались сторожа, непрерывно звенела мошкара и квакали лягушки. Порт отличался удивительной, какой-то патологической чистотой. Раньше боги считали отсутствие грязи и мусора признаком, отличающим исключительно эльфийские гавани, даже в Лоуленде, несмотря на ежевечернюю и весьма тщательную уборку портовой территории, мусор был просто неискореним, на месте двух убранных куч к следующей ночи образовывалось три. И если бы не магия, очень скоро порт утонул бы в отбросах. Но в Вальморе, видать, нашли какой-то более действенный способ поддержания чистоты.

Трафа повернул направо и привел богов к широченному плоту, связанному из гигантских бревен, пропитанных каким-то диковинным веществом, придававшим им коричневатый блеск и запах душистой травяной свежести. Плот был тяжело нагружен какими-то тюками, обернутыми в промасленную ткань, тщательно перевязанными и равномерно распределенными по поверхности примитивного судна для поддержания наилучшего баланса. На свист Трафа выскочили радостно повизгивающий маленький белый комок шерсти и молодой заспанный парень, остававшийся за сторожа, он перебросил с плота узкие мостки, по которым и перебрались лоулендцы. Вслед за ними на плот перепрыгнули Трафа и три других мужика из его компании. Остальные, насколько успели проследить боги, рассредоточились по соседним плотам размерами поменьше. Песик с дивным именем Зубоскал, рыкнув для проформы на спутников хозяина, принялся подпрыгивать, словно мячик, норовя лизнуть Трафа в нос. Поймав зверя в воздухе, плотогон великодушно позволил ему облизать свое лицо и отпустил, наказав:

– У нас гости, Зубоскал, не кусай их!

Словно поняв хозяина, песик подбежал к лоулендцам и, деловито обнюхав их сапоги и штаны, пару раз вильнул хвостом, демонстрируя некоторое дружелюбие. Кэлер и Элегор потрепали Зубоскала по свалявшейся в плотные колечки шерстке, и песик, завершив процедуру знакомства, тут же вернулся к ногам Трафа.

– Располагайтесь, – гостеприимно предложил Трафа богам, махнув рукой в сторону нескольких старых тюфяков, как попало разбросанных между тюков, и сам рухнул как подкошенный на один из них, не обращая никакого внимания на свирепствующих комаров. Богатырский храп возвестил лоулендцам, что плотогон отправился в страну сновидений. Зубоскал доверчиво свернулся клубочком у груди хозяина, и мощная лапа Трафа обхватила крохотного песика, любовно прижав его к себе.

Один за другим утихомирились на тюфяках и остальные плотогоны. Элегор с жадным любопытством огляделся вокруг, небрежно отмахиваясь от мошкары, и поинтересовался:

– А у тебя и правда есть зелье от насекомых?

– Нет, сбрехал, – спокойно признался Кэлер, прихлопнув комара на своей щеке. – Заклятие подходящее есть, а травки на тварей пархатых надежно не действуют, ко всему привыкают и пуще прежнего жрать стараются. А если и разлетятся, то десяток-другой все равно повыносливей других окажется и кровушки попить успеет. Чары другое дело, пока не распустишь плетение или оно от времени не распадется, ни один кровосос и близко не подлетит.

И бог на глазах у Элегора сотворил то самое простенькое бытовое заклятие, употребляемое им главным образом для выведения блох и клопов с трактирных постелей или тюремных нар, на которых принцу тоже доводилось бывать не раз. Иногда, стосковавшись по тюремной романтике, Кэлер нарочно совершал какое-нибудь забавное преступление и оказывался там, куда стремилась его ностальгирующая душа. Бог выходил, а чаще всего сбегал на свободу после пары месяцев заключения несколько похудевшим, катастрофически небритым и весьма довольным.

Едва плетение заклинания развернулось над плотом, негодников-комаров словно ветром сдуло. Их звон теперь неумолчно звучал вдалеке, зато, следуя логике физического закона сохранения энергии, усилился поток ругани и звучных шлепков на соседних плотах, куда перекочевали ненасытные кровососы.

– А теперь давай-ка спать, – бросив под голову мешок и хлопнувшись на свободный тюфяк, предложил Кэлер.

Громкий храп принца легко заглушил рулады Трафа, посапывание и привизгивание Зубоскала, а герцог еще долго сидел у края плота, смотрел на темную ночную воду, слушал ее плеск и лягушачье кваканье. Легкий ветерок перебирал волосы бога, которые он так и не причесал с момента одиночной попойки.

Дорога легче, когда встретится добрый попутчик.

к/ф «Белое солнце пустыни»

Я в реке. Пусть река сама несет меня.

м/ф «Ёжик в тумане»

Утро в Вальморе началось для Элегора и Кэлера с душераздирающих завываний, подобных реву медведя, раненного в тыловую часть неумехой-охотником. Окажись это и правда разгневанный топтыгин, неудачнику с дробовиком не пришлось бы долго ждать кровавого возмездия. Но это приветствовали рассвет мелодичными звуками Трафа и его миляга-песик. Одной рукой прижимая к себе преданного зверька, другой плотогон пытался обхватить раскалывающуюся с похмелья голову и стонал, песик, сочувствуя хозяину от всей своей собачьей души, согласно подвизгивал и норовил лизнуть бедолагу мокрой красной тряпочкой языка.