Теперь можно было ехать на родину отца.

…Пришел в типографию прощаться. Ученикам сказал, чтобы не трусили. Вместо меня приезжает мой учитель. Он первый посадил меня за линотип во время войны. Мне было тогда тринадцать лет. Очень хороший инструктор-механик. И очень хороший начальник цеха. Добрый человек.

Во время нашего разговора в цех зашла женщина из бухгалтерии.

– Узнала, что вы уезжаете. Хочу извиниться за тот неприятный случай между нами.

– Я никаких случаев не помню. Все, все забыл. И на вас обиды не держу. Так что не тревожьте свою совесть. Все в полном порядке.

Между нами говоря, конфликт был. И очень неприятный. Во многом виноват в нем был я.

Однажды мне позвонили на работу по телефону. Слышимость была ужасная. Приходилось все время напрягаться. Пока я воевал со звуком, почувствовал – женщина из бухгалтерии ломает мне палец. Я вырвал руку и всердцах крикнул: “А пошла ты…” Дальше следовали непечатные этажи. Женщина вспыхнула, заплакала и выбежала из комнаты.

Потом я сообразил: она пыталась снять и посмотреть мое кольцо. Так что я напрасно ей нагрубил.

Кольцо я сделал сам из двадцатикопеечной монеты, когда был мальчишкой. Мой инструктор учил меня тогда всяким слесарным штукам, связанным с линотипом. Я научился пользоваться инструментом и ради забавы смастерил кольцо. Оно получилось шикарное. Не подумаешь, что это бывшая монета. Хорошо отполированное, оно создавало впечатление серебрянного. Я не стал его выбрасывать, оставил на память и привык носить на руке. А тут такая оказия приключилась.

Через пару дней меня позвал директор:

– Иди в горком партии. Тебя вызывают…

В приемной секретаря горкома мне велели подождать. А когда впустили, там было уже три-четыре человека. Тот, кто за главным столом, сразу начал на меня кричать. Смысл был такой.

Я, молодой коммунист, что-то там опозорил. Я работаю в святой газете, по которой тот, кто за главным столом, учился грамоте. Я подорвал или нарушил чью-то честь. Меня выгонят из партии и с работы и я кончу свою жизнь под забором. Я смертельно обидел женщину и она никак не может придти в себя. И еще много всего такого же бессвязного.

Позже я узнал, что женщина, которой я что-то там нарушил, – это работница нашей бухгалтерии. Которая палец ломала. Она – жена того, кто за главным столом.

К счастью, все кончилось благополучно. Никто никуда меня выгонять не собирался. Потому что я нужен был им больше, чем они мне.

На том и дело кончилось.

Но моя коллега, оказывается, помнила. Похоже, ей было стыдно за своего мужа, воспользовавшегося властью.

Ну, он оставался учиться грамоте по районной газете, а я уезжал. У меня были свои университеты.

* * *

Благородный человек предъявляет требования к себе, низкий человек предъявляет требования к другим.

Конфуций.

Узлов, чемоданов у нас собралось немало. Подошел катер. Он перевезет нас через залив. Начали грузиться. За работой я вспомнил одного человека, которого часто можно видеть на этом причале.

Когда катер приходил с пассажирами поезда, у трапа появлялся мужчина в милицейской фуражке.

– Вниманию приезжих, – командирским голосом кричал он. – Вы прибыли в закрытую зону. Приготовьте паспорта для проверки!

При выходе на причал люди с готовностью отдавали ему документы. Когда сходили все, он объявлял:

– Сейчас мы пойдем в отдел и проверим, все ли у вас правильно.

И покидал причал. За ним с чемоданами и узлами в руках тянулись пассажиры. Вереница людей долго бродила по незнакомым улицам, пока не начинала понимать, что стала жертвой городского дурачка.

Скандал. Крики. Угрозы. Но что с дурака возьмешь?

На следующий день или через день он снова приходит на пристань за новой вереницей доверчивых людей.

…Погрузка закончилась. Все наши вещи уже на катере. Судно тронулось в путь, все набирая скорость. Вдруг кто-то закричал:

– Собака! Джек!

По причалу металась наша овчарка. Она подбегала к краю пристани, готовилась прыгнуть в воду, но видела, как быстро уплывает катер и оставалась на месте.

У меня щемило сердце. Перед отъездом мы пытались говорить о судьбе Джека. Мама хотела взять его с собой. Но это было невозможно. Одно дело везти в Хабаровск или Биробиджан. Но в Ригу! Через всю страну, через Москву! Да не в вагоне вместе с нами, а в железном собачьем ящике под вагоном, рядом со стучащими день и ночь колесами… Да еще, кстати, неясно было, что с нами будет в Риге – без жилья, без работы. Пока мы едем просто на родину. Как говорится, без никаких гарантий.

В итоге сошлись на том, что Джеку будет лучше, если он останется.

Поговорили с моим сменщиком. Теперь дом принадлежал ему. И он с радостью согласился оставить собаку себе.

Когда мы собирали вещи, Джек лежал на полу, не вставая, и только поводил глазами вслед за нашими движениями. Я чувствовал, что он внутренне плакал. Он понимал, что мы бросаем, предаем его. И ничего не мог поделать.

Перед уходом мы проверили, хорошо ли заперты окна, надежно закрыли двери – чтобы Джек не побежал за нами. И уехали.

Но вот поди ж ты…

Он выбил своей грудью стекло в окне и помчался за нами. Не куда-нибудь – на пристань. Все понимал мой, может быть, последний верный друг.

Безрадостное расставание. И с Джеком. И с городом, который приютил нас в трудный час.

Шагни в Terra Incognita!

Две недели сидел взаперти. Готовился к вступительным экзаменам в институт. И вот – все позади.

Теперь свобода! Vivat!

Я не зря так изъясняюсь. Мне два года придется зубрить латынь и много других премудростей. Чтобы через шесть лет стать редактором, журналистом. Ну, а пока журавль в небе, грешно забывать о моей старой, испытанной профессии. И о том, что хлеб – всему голова.

Пошел устраиваться на работу – не сидеть же на отцовской шее. Да и шеи той, фигурально говоря, пока нет – Борис Григорьевич как ни бьется, не может найти себе места в редакции. В любой газете – без претензий.

Я узнал адрес крупной типографии – в ней печатались русские газеты. Пришел в отдел кадров. Начальник внимательно оглядел меня и я почувствовал: здесь мне не рады. Так и оказалось.

– Мы вряд ли вам поможем, молодой человек, – сказал он. – Линотипный цех полностью укомплектован. Я сожалею, но вам придется поинтересоваться в других типографиях.

– Но у меня большой опыт…

– У других тоже опыт. Некоторые работают здесь и