— Почему?

Томпсон вновь улыбнулся. Улыбка перестала быть угрожающей, но и тепла в ней не появилось.

— Еще точно не знаю. Возможно, потому, что вы спасли жизнь моей племяннице. Или потому, что мне может понадобиться человек вроде вас.

— Не понимаю.

— Митч стареет. Я могу доверять Энди и Джебу, но и тот и другой слишком мягки, чтобы занимать должность управляющего в таком месте, как Логовище.

Кейн не поверил своим ушам. Должно быть, это опять какая-то проверка.

Но Томпсон продолжал:

— Мне нужен человек, который умел бы мыслить, а не только стрелять. Человек с мозгами и характером. Вы два года провели в бегах, когда за вами гонялась вся полиция Техаса, а потом буквально вытащили голову из петли. Я еще ни о ком такого не слышал. Но загвоздка в том, что я в вас не уверен. Как получилось, что такой человек, как вы, оказался не в ладах с законом? Офицер и джентльмен? — В последних словах послышалась насмешка и явная неприязнь к добропорядочности.

— Убийство есть убийство, — возразил Кейн. — Я бы не сказал, что на войне правит закон. Да и после войны тоже — если победитель не ты.

— У вас были неприятности по возвращении домой?

— Можно сказать, что так. Не чувствую себя обязанным вам исповедоваться.

Томпсон, поколебавшись, заговорил:

— Я основал Логовище двенадцать лет назад. Сначала я хотел просто спрятать детей своего брата в надежном месте, в какой-нибудь затерянной хижине, где до них не могли бы добраться. Но поселение разрасталось. Сначала появился Митч, потом Джеб. У меня существовало соглашение с команчами. Они не трогали меня, а я — их. И я мог предложить кое-какие нужные им вещи.

Оружие, мгновенно сообразил Кейн. И виски. Вот чем Томпсон обеспечил себе защиту. Кейн подавил зарождавшуюся в нем антипатию.

Томпсон продолжал:

— Логовище постепенно увеличивалось в размерах. Сначала медленно, а потом быстрее, по мере того как завоевывало славу надежного убежища. Важно стало обеспечить его безопасность, что я и сделал. Первые посетители либо остались здесь навсегда, либо погибли.

Он помолчал с минуту и продолжил:

— Я здесь в безопасности. И вы здесь тоже будете в безопасности. — В его голосе сквозило едва уловимое отчаяние.

— Но почему я?

— Я уже сказал. У вас есть голова на плечах. И более того, мне кажется, что вам есть дело до моих племянников. Это… Господи, я не знаю, но никто из этих людей не стал бы ни возиться с мальчишкой, ни рисковать своей собственной шкурой, чтобы помочь Ники.

— Почему бы вам не отослать отсюда Ники и Робина?

— Куда? За эти двенадцать лет они не выезжали из лощины дальше чем на пятьдесят миль. Робину всего пятнадцать. Ники… Что ж, Ники в каком-то смысле может о себе позаботиться, но… — Голос его сорвался. — Черт, да женщине просто нелегко одной, и мальчику тоже.

Он чего-то недоговаривал. Что-то витало в воздухе — Кейн это чувствовал.

— Подумайте о том, чтобы остаться здесь, О'Брайен. Хотя бы на время. Вы не пожалеете.

Томпсон поднялся, положил руку на письменный стол, постоял, опершись на него, и направился к двери. Он исчез прежде, чем Кейн успел у него что-нибудь спросить.

Кейн остался сидеть, уставившись в пространство. Ему предложили Логовище. Безопасность. Возможно, даже Ники. Почему?

Еще какая-то уловка? С ним опять играют?

Он тяжело вздохнул. Он знал, что, если бы не Дэйви, он бы подумал над этим. Умирать ему и в самом деле не хотелось, во всяком случае не в петле. Кейн окинул взглядом книги и удобную обстановку комнаты. Да, Нат Томпсон устроился здесь с полным комфортом. Мог бы он принять подобное предложение, если бы от этого зависела его жизнь? С Ники? Ники появилась в его жизни, как джокер из карточной колоды — он о ней и мечтать бы не мог.

Она в каком-то смысле может о себе позаботиться. Но…

Кейн понял. О господи, он понял. Она такая неискушенная; она увлеклась им — человеком, который собирался ее использовать. Он передернулся при мысли о том, что ее может использовать кто-то другой — и другим способом. Он и подумать не мог, что ему так больно представить, что ею может овладеть кто-то еще.

Он может обрести ее. И ее, и свободу, и защиту Логовища. Он может обрести все это, если поступится своей честью и жизнью человека, который ему ближе, чем брат.

Кейн вспомнил про незапертый ящик стола. Он на распутье. И обе дороги ведут в ад.

Он знал, что его тезка — дьявол — сейчас, наверное, лопнет от хохота.

Ники нашла брата в кузнице. Они с Энди только что вернулись с охоты на кроликов, и Робин с гордостью поднял вверх кусок кроличьей тушки.

— Это для Дьявола, — сказал он. — Остальное можешь взять на жаркое.

Остатки с ястребиного стола почему-то не возбудили у Ники аппетита, но в тот момент она вообще не могла думать о еде. Она до смерти волновалась за другого Дьявола.

Не волнуйся, повторяла она себе. Дядя еще никогда не солгал ей, ни разу. Он обычно был скрупулезно честен. Но она помнила, что случилось с тем мужчиной, который к ней приставал.

Кейн О'Брайен не приставал к ней. Ей нравилось все, что он делал. И ей хотелось большего. Даже сейчас у нее замирало сердце, когда она вспоминала чистое и радостное ощущение, пронзившее ее тело от прикосновения его губ.

Что же нужно от него дяде?

Она попыталась поторопить Робина, но тому хотелось еще похвастаться удачной охотой:

— С первого выстрела, правда, Энди? А у меня ведь еще рука не прошла.

Энди, не замечая ее хмурого взгляда, добродушно усмехнулся. Она не хотела, чтобы Робин гордился меткой стрельбой. Она хотела, чтобы он побольше читал и писал и, может быть, чтобы он поступил в университет и выучился на кого-нибудь. Ники понятия не имела, как она сможет это устроить, — ведь дядя ее болен, как бы тщательно он этого ни скрывал.

Она вдруг почувствовала себя совсем покинутой и одинокой.

— Твой ястреб проголодался, — сказала она.

— Дьявол, ты хочешь сказать?

Она снова нахмурилась. Ей не нравилось вспоминать о прозвище Кейна О'Брайена. Ей хотелось, чтобы он всегда был таким, как тогда, на кухне. Она хотела, чтобы в памяти ее он остался джентльменом, а не разбойником.

— Я хочу сказать, что ты за него отвечаешь, — резко ответила она, и он недоуменно посмотрел на нее. Она всегда была с ним ласкова и все ему прощала. Он очень долгое время занимал почти все ее жизненное пространство; она помнила, как он крепко зажал ее палец в свой крошечный кулачок, как только родился, когда умирала их мать. Тогда она поклялась заботиться о нем. Для нее, восьмилетней девочки, это заменило игру в куклы. Впрочем, это было совсем не трудно, ведь пока ей не исполнилось двенадцать лет, Нат Томпсон нанимал домработниц. Роби был спокойным ребенком и во всем слушался сестру. Но теперь он становился мужчиной, и она не знала, как быть. Не знала, как ему помочь. И меньше всего она знала, как научить его отличать хорошее от дурного, поскольку сама не всегда улавливала эту грань.