Эндрю оторвался от телевизора.

– К чему эти домашние хлопоты? Я подумал, что ты достаточно устала на работе в отеле, и заказал столик в ресторане «Ле Эскаргот».

– О, Эндрю! – Джесика была глубоко тронута его вниманием, потому что это было не похоже на него. Обычно она готовила что-нибудь из холодильника или он шел и покупал китайские наборы. – Что за сюрприз! Я обожаю «Ле Эскаргот»! – Она обняла его за шею и поцеловала в щеку. – Мы будем праздновать… – начала она и остановилась. Ее природное чутье подсказало ей, что сейчас неподходящий момент сообщать ему новости… – праздновать уик-энд, – закончила она.

Эндрю взял ее маленькую тоненькую ручку и пожал ее.

– Я сожалею о сегодняшнем утре, – сказал он угрюмо.

– Я тоже была виновата, – быстро ответила Джесика. – Я слишком нервничала. Этот день очень много для меня значил.

Эндрю не спросил, как прошло мероприятие. Вместо этого он пустился в пространное описание, как показывал арабу дом в Реджентс-парке стоимостью в два миллиона фунтов и тот заявил, что он слишком мал для его жен и детей.

– Зато нам предложили для продажи чулан для метел, – добавил он.

Глаза Джесики расширились.

– Что ты имеешь в виду? Настоящий чулан для метел?

– Самый настоящий, – подтвердил Эндрю. – Знаешь Хавершем-Хаус, этот многоквартирный блок вблизи «Харрод-за»? Хозяева превратили комнату привратника на третьем этаже, где он хранил свои инструменты и чистящие материалы, в то, что называется «лондонским временным пристанищем».

– Ты шутишь! – Джесика засмеялась, не воспринимая его всерьез.

– Ничуть. Там есть душ, электрический чайник и диван, и мы продали это жилье по стоимости двухкомнатного коттеджа в Эссексе!

– Эндрю! – Джесика была потрясена. – Это же ужасно!

– Таковы цены в самых фешенебельных частях города, и не мне на это жаловаться. Если я хочу содержать тебя в роскоши, к которой ты привыкла, я не должен ничем гнушаться. Однако поразительно, всегда находится какой-нибудь болван, готовый купить что угодно!

Джесика опустила голову, затем быстро дотянулась до своих туфель.

– Я пойду переоденусь, – тихо сказала она, выскользнув из комнаты.

В спальне, которую она отделала три года назад материалом от «Лауры Эшли» в зеленых и розовых тонах, Джесика еще глубже почувствовала свою вину. Она как будто предавала Эндрю, планируя дальнейшую свою жизнь без него. Хуже всего то, что она не осмеливалась сказать ему об этом прямо сейчас. Когда Роберт Шольтц предложил ей такое блестящее, такое невероятное будущее, она сразу поняла, как поступит. По сути, проблемы выбора не было. Надо только как-то решить вопрос с Эндрю.

«Ле Эскаргот» в центре Сохо был как обычно переполнен, и в ожидании свободного столика они сели за стойку бара – выпить аперитив. Эндрю все продолжал рассказывать о домах, которые он и Сэнди Джейсон имели на примете, и о том, что бум в торговле недвижимостью не кончается, а, наоборот, постоянно растет.

– Дома – самое лучшее вложение капитала, – с энтузиазмом вещал он. – Акции и паи ненадежны, даже цены на золото и серебро скачут то вверх, то вниз, а кирпич и цемент – вечны!

– Да, Эндрю, – терпеливо соглашалась Джесика, поглядывая на тускло освещенный бар и ресторан. – Кто-то должен наконец убрать со стола грязные бокалы, – сказала она раздраженно. – Терпеть не могу, когда столы не убирают немедленно. Может быть, возьмем меню? Мы выберем то, что хотим, и закажем, пока ждем. У нас должны принять заказ.

Эндрю посмотрел на нее с улыбкой, скрывавшей раздражение:

– Милая, можешь ты хотя бы ненадолго отвлечься от своей работы? Эти ресторанные дела не касаются тебя. Мы пришли сюда просто прилично пообедать.

Джесика выглядела смущенной, сообразив, что она все еще вела себя как на работе.

– Извини, Эндрю. Это привычка. В любом ресторане или отеле моя вторая натура заставляет меня совать нос во все дела и требовать, чтобы персонал выполнял свои обязанности надлежащим образом.

– Хорошо, однако я уверен, что менеджер здесь вполне способен обойтись и без твоей помощи. – Он говорил легко и даже шутливо, но Джесика восприняла все серьезно. Ей следует расслабиться и предоставить командовать ему.

– Ты прав, это дурная привычка, – согласилась она. – Мне следует помнить, я здесь для того, чтобы расслабиться и получить удовольствие! – Она произнесла это как лозунг.

Эндрю посмотрел на нее с нежностью.

– Вот это другое дело, милая. Не обижайся, Джес. Когда мы будем жить за городом, ты отвыкнешь от этих привычек. Знаешь, я думаю… – И он начал описывать ей дом, который мечтал приобрести для них, подчеркивая необходимость большого сада, «где могли бы играть дети».

Джесика молчала, глядя на кусочек лимона, плавающего в джине с тоником. Она не могла поднять глаза и сказать Эндрю, что через три недели переезжает в «Ройал-Вестминстер» и будет жить там в ближайшем обозримом будущем.

Чувствуя себя предательницей, она позволила ему болтать без умолку, потягивая свой напиток и уже размышляя, как было бы хорошо, если бы ей не предложили эту проклятую работу! Однако она должна сказать ему. Хотя стоит ли портить именно такой вечер, когда Эндрю так мил с ней и щедр, полагая, что доставляет ей удовольствие? Он не поймет ее ни сейчас, ни потом. Но несмотря ни на что, она должна удовлетворить свои амбиции и всепоглощающее желание занять должность, о которой мечтала днем и ночью.

– Чем ты будешь заниматься, если мы будем жить за городом? – спросила Джесика наконец, потому что Эндрю никогда не обсуждал этот вопрос, когда строил свой «грандиозный план».

Он усмехнулся.

– Я буду хозяином поместья! Фермером! – пошутил он. Перестав смеяться, Джесика сказала:

– Полагаю, ты мог бы оставаться агентом по продаже недвижимости, заключая сделки в сельской местности, а не в Лондоне.

– Это то, о чем я и сам думал. А ты будешь работать в гостинице «Гусь и гусыня» вместо корпорации «Гол-динг груп», – усмехнулся он.

Джесике с трудом удалось сохранить веселый вид, хотя она была сильно задета его насмешкой. Это была его старая песня: он, мужчина, будет продолжать свою карьеру, а она должна довольствоваться любой работой, даже второго сорта. Никогда прежде Джесика не представляла, как много значила для нее ее будущая работа в отеле, и если она не реализует полностью свой потенциал, то ни за что не простит себе этого.

Обед проходил в довольно напряженной обстановке, и Джесика попыталась возобновить беседу на общие темы. Когда же говорить стало не о чем, они вернулись на Полтонс-сквер. Эндрю уложил ее в постель и занялся с ней любовью, ласково и нежно, стараясь загладить свою грубость, которую проявил утром. Казалось, этим он хотел показать, что ему понятна сложность ее натуры, хотя она знала, что это не так. Эндрю вовсе не понимал ее. Он был мужчиной, считающим, что его род занятий гораздо важнее любой женской работы. Он был также убежден, что те старомодные взгляды на место женщины в обществе, которые исповедовала его мать, были единственно правильными. Джесика умирала от усталости и мечтала поскорее свернуться калачиком и уснуть, но Эндрю был так мил, что она не решалась сказать ему о своем желании. Я буду любить его, твердила она себе, растворяясь в его объятиях… но буду любить меньше, если не смогу последовать своей судьбе.