На следующий день вечером опять пришел Гарик и молча положил перед Риммой выписку из родильного дома. В ней значилось, что гражданка Римма Геннадьевна Брянцева тогда-то и тогда-то родила девочку весом три килограмма сто граммов и длиной пятьдесят сантиметров. Когда она так же молча ознакомилась с содержанием этой бумаги, Гарик положил перед ней другую. Бумага была ее собственным отказом от новорожденной девочки.

– Я этого не писала, – бесцветно сказала Римма, понимая, что при наличии такого документа, который сумел очень натурально пожелтеть, якобы за прошедшие двенадцать лет, все ее слова – не более чем пустой звук.

Молчаливый и мрачный Гарик аккуратно сложил выписку из роддома, засунул ее себе в карман, а к отказу присовокупил Риммину записку, которую она ему написала, когда пришлось срочно уехать на похороны бабушки. Почерк был один к одному. Так что Римма не сможет отпереться от этого отказа.

– Ну и что ты на это скажешь? – спросил Гарик тяжелым голосом.

Римма некстати вспомнила сказку про волка, семерых козлят и про то, как кузнец выковал волку тоненький козий голосок. Может быть, он ковал его из меди или какого-нибудь другого звонкого металла. Голос Гарика был явно кован из чугуна.

– Ничего, – выдохнула Римма. Ей все равно ни от чего не отпереться: ни от брошенного ребенка, ни от того, что она якобы всю жизнь липла к мужчинам. Она – сплошной порок и безобразие.

Гарику явно не понравилось, что она выражает свои чувства столь односложно, и он решил сменить тактику. Он присел перед Риммой на корточки, взял ее холодную руку в свою, заглянул в глаза и проникновенно сказал:

– Я пришел не упрекать. Раиса сегодня уехала в рейс. Сказала, что Олю пока оставила у подруги. Когда она приедет, давай все же возьмем девочку…

Это было уже чересчур. Перебор. Римма выдернула свою руку из ладони Гарика и, шипя, как змея, но все-таки очень четко, чтобы до него лучше дошло, произнесла:

– Пошел вон! Убирайся ко всем чертям вместе с Раисой и… этой…. девчонкой! Она мне не дочь! Она… она… неизвестно кто… Ненавижу… Я вас всех ненавижу!!! Убирайся!!! И никогда больше не попадайся мне на глаза!!!

Гарик горько покачал головой, посмотрел на нее со смесью жалости и, как ей показалось, презрения.

– Хорошо, – сказал он. – Уйду. Но приду позже. Когда Раиса вернется из рейса.

* * *

– Евстолия Васильевна! А где «Часослов», который стоял в шкафу в бывшем кабинете Николая Витальевича? – спросила Лариса, перерыв все книжные полки в квартире, исключая те шкафы, которые находились в спальне свекрови.

– Это какой же «Часослов»? – удивленно выгнула остатки бровей Евстолия.

– Ну, тот, вроде бы… девятнадцатого века, с цветными миниатюрами?

– А ты, голубушка, откуда про него знаешь?

– А я… а мне… Юра как-то показывал… В общем, хвастался. Говорил, что очень ценная книга…

– А тебе она на что ж?

– Да… И-илюшка по истории что-то такое проходит… реферат ему писать надо… Хотела ему показать, чтобы, значит, работа лучше получилась…

– С ума сошла, Лариска! Кто ж такую редкость ребенку на рефераты пускает? Рефераты пусть в читальном зале пишет!

– Я когда про «Часослов» вспомнила, самой захотелось на него еще раз взглянуть. Очень красивые там иллюстрации. Так где книга-то?

– Врешь ты все, Ларка! Я тебя насквозь вижу. Какая-то у тебя нужда в ней есть, но даже расспрашивать не стану, потому как «Часослова» нет, – Евстолия вздохнула и надсадно закашлялась.

– Как нет?! – испугалась Лариса.

– А вот так! Нет, и все!

Евстолия прикрыла глаза, но из щелочек очень внимательно следила за лицом невестки, и оно ее не подвело. Оно недовольно скривилось. Лариса закусила губу и внимательно оглядела книжные шкафы.

– И все-таки я не понимаю… Недавно же она еще была… эта книга…

Старуха так неожиданно и широко раскрыла глаза, что Лариса нервно дернулась.

– Откуда тебе знать, как давно она была у нас в доме, если ты, кроме программки телевидения, никаких печатных текстов в руках не держишь? – спросила Евстолия.

Лариса не ответила. Свекровь обожгла ее взглядом и спросила опять:

– Как ты думаешь, откуда я взяла те сумасшедшие деньги, что дала тебе на агентство?

– На «Агенересс»? – взвилась Лариса.

– Вот-вот! На него?

– То есть… вы хотите сказать, что…

– Да… Я продала «Часослов».

– Но зачем?!!! Вы сами говорили, что книги Николая Витальевича только дорожают со временем! Как вы могли?! Это же Юрино наследство!!

– А мы с тобой на Юрия его и пустили. Разве нет?

– Но как же…

– А вот так! Не знаю, зачем тебе взбрендило искать «Часослов», но он делу послужил. Юра ведь сейчас с тобой живет?

– Нет… но он часто приходит… очень часто… к Илюшке…

– На это и был расчет! И ко мне стал чаще заходить. Как тогда, когда этой Риммы и в помине не было! А ты как, в постель-то его уложила или нет?

– Один раз вроде бы получилось…

– А чего один? Ты у нас женщина сочная!

– Разлюбил он меня, Евстолия Васильна…

– Хочешь, скажу, почему?

– Ну!

– Да потому что от тебя, Лариска, за версту разит чужим мужиком!

– Еще чего! – передернула полными плечами та.

Свекровь действительно всегда видела ее насквозь. Лариса продолжала иногда встречаться с Никитой. Ей нравился его бурный натиск и полное бесстыдство. Она столь прожженных циников на своем веку еще не встречала. Его разнузданность до такой степени возбуждала ее, что, будь Никита помоложе, она, возможно, предпочла бы его Юре.

Ларисе действительно один раз удалось соблазнить бывшего мужа. Для этого пришлось уговорить его отужинать у них с Илюшкой. Разумеется, она поставила на стол и сухое вино, гадкую кислятину, которую почему-то всегда любил Юра. А когда сын убрался к своему компьютеру, халатик Ларисы непринужденно распахнулся на ее пышной груди. Бывший муж стыдливо отвел глаза, а она подскочила к нему и горячо заговорила:

– Не отводи глаз, Юра! Лучше посмотри на меня! – И она горячими ладонями повернула к себе его лицо. – Я же красивая! Истосковалась вся по тебе… Вот погляди… – Она рванула полы халата, и перед Егоровым зарозовело чуть полноватое, но красивое тело. – Все для тебя… одного…

– Ты что?! – испугался Юра. – Илья ведь может зайти!

– А мы пойдем в нашу комнату… Он туда никогда не заходит… Приучен с детства… Да и защелка там есть…

Запахнув халат, она схватила Юру за руку и, не давая опомниться, потянула за собой. Егоров слабо сопротивлялся. Может, оттого, что не хотел привлекать внимание сына, уткнувшегося в компьютер, или и впрямь распалился при виде обнаженных женских прелестей.