мне не помешает, – продолжила Фира, спешившись.

Князь тоже на землю спрыгнул, коня по морде потрепал и замер в отдалении, не проронив ни слова. Нынче он был на диво послушный. Если б еще и к мечу опять не тянулся…

Фира прошла вперед по тропе, мрак светочем разгоняя; коснулась одного ствола – пальцы в мох что в воду окунулись, коснулась другого – проскакал по ногтям жучок, и опять все стихло. Она присела, готовая, как всегда, к земле воззвать, как вдруг вспыхнули меж деревьев два огромных желтых глаза, таких ярких, что свет от них озарил все вокруг получше княжевой горящей палки.

И стало ясно, что там, где Фире виделись кривые ветви, на самом деле стоял взлохмаченный седой мужичок, тонкой березкой как посохом в пыль упираясь.

На оголенных плечах и груди его прямо сейчас, в ночи, набухали почки и листочки распускались. Выскакивали из-под сероватой кожи грузди и поганки, будто после дождя грибного. Копошились в длинной белой бороде муравьи и крошечные змейки, а на приплюснутой макушке, как на кочке болотной, важно раздувалась жаба.

Старик моргнул – будто закрыл и снова отворил ставни, а потом повел длинным носом, поморщился и дунул. Поднявшийся ветер взметнул Фире волосы, бросил в лицо пригоршню пыли и светоч затушил без труда, как лучину.

Она потерла глаза, отбросила бесполезную палку и, стараясь не сильно разглядывать голого старика, до земли поклонилась:

– Здравствуй, дедушка Леший.

Тот в ответ закряхтел, затрясся – не то смеялся, не то войско лесное призывал, чтоб растерзать чужаков. Фиру так и подмывало обернуться и предупредить Руслана не вмешиваться, но, похоже, он и без того не собирался помогать. Как затих без пререканий, так и помалкивал и не приближался.

– Прости, дедушка, что владения твои топчем, не со зла. Ищем мы ведьму древнюю, что Навь чует и грани латает. Ежели знаешь, как добраться к ней, прошу, не путай тропы, дай пройти. Отплатить мне особо нечем, но угощеньице для тебя оставлю.

Еды Руслан с собой прихватил, верно, на целую дружину. Было странно, что разбойники мешки его не распотрошили, но, похоже, и так считали все это добро своим, до поры в лесу припрятанным.

Вот только… Фира не помнила, чем стоит угощать лешего, а от чего он в ярость впадет.

Может, князь подскажет…

– Ближе, – проскрипел не то старик, не то весь лес целиком.

И снова ветер поднялся, зашелестел листвой, затрещал ветками; взвыли вдалеке волки.

Фира замешкалась, и кочка под ногой ее вздыбилась, вперед подталкивая, чуть ли не в объятия голой нечисти. Она еле успела сама шаг сделать, покачнулась да руками взмахнула, чтоб не рухнуть.

– Лучше, – довольно крякнул старик.

Глаза совиные стали еще больше, еще круглее, и отделилась от витого тела рука с пальцами-сучьями да попыталась за грудки Фиру ухватить, но вдруг отпрянула, будто обжегшись.

Леший взвизгнул, глаза захлопнулись, и чаща вновь погрузилась во мрак.

– Чужая… – зашептало со всех сторон.

– Чужая… – запричитало.

– Что нужно здесь…

– Пусть идет… пусть идет…

– Нет…

– Чужая…

– Проводи… проводи…

– Ведьма любит чужих…

Фира отступила на шаг, на второй, третий. Крестик под рубашкой стиснула и головой завертела, пусть и понимала, что бесполезно это, ни згу, ни ладонь собственную в пяди от носа не разглядишь.

А ведь где-то должен стоять Руслан со светочем, должен быть виден… но тьма будто и его поглотила без остатка.

Закричать? Окликнуть?

Фира воздуха в грудь набрала и уже рот приоткрыла, как вдруг вспыхнул недалече огонек, затем еще один и еще – словно иглой черную простыню прокалывали, и сочился с другой стороны свет. То расступались деревья, пригибались кроны, и открывалось наконец взору ночное небо, полное звезд. Даже серп луны внезапно из мрака выкатился, покачнулся неловко и застыл в вышине.

И в серебристом мерцании его теперь и дорога была видна, прямая, будто людьми проложенная, и неказистый тын в ее конце, а за тыном – изба с покосившейся крышей, будто юнец залихватски мурмолку набекрень надел.

Из окошек лился свет, и по двору, причитая и постанывая, ковыляла сгорбленная старуха.

Мгновение Фира видела ее так ясно, будто их и два аршина не разделяли, а в следующий миг вдруг очутилась далеко-далеко, благо всё на той же дороге, и избушка теперь размытым пятном покачивалась – на сваях она, что ли? – впереди, в просвете меж деревьев.

– Молодец! – На плечо опустилась тяжелая ладонь Руслана, и Фира вздрогнула, обернулась.

– Что?

– Лихо ты, говорю… – Он руку убрал, затылок потер, будто смутившись, прокашлялся. – Идем?

– Погоди, постой! – Фира посмотрела на коней, привязанных у обочины, снова на Руслана глаза подняла, нахмурилась: – Что ты видел?

– Да… ничего такого. Ты стояла, сидела, потом огонь затушила, и тут же расступился лес.

Шутник леший… но насколько жестоки его проказы?

К ведьме древней он их привел или к кому похуже? А может, она и есть самое жуткое в этом лесу?

– Не стоит туда идти, – пробормотала Фира.

– Глумишься? – Руслан руками взмахнул, взметнулся огонь вместе со светочем, и она ухватилась за крепкое предплечье, повисла почти, к земле его опуская.

– Мы тут как на ладони, – прошептала. – Давай в лес уйдем, подумаем…

– Нечего думать! Это просто изба. Ведьма там живет или нет, нам…

– Я старуху видела, – перебила Фира.

– Тем паче. Разве не ее мы искали?

– Я просто…

– Идем. Никто тебя там не съест.

Она пальцы разжала, отошла, лоб потерла и вздохнула:

– Хорошо, но сначала я одна.

– Почему это? – возмутился Руслан.

– Может, это просто одинокая женщина? Напугать ее хочешь видом своим разбойничьим?

Он недоуменно оглядел себя, скривился. Забыл, видать, что и в бою, и в озере мутном побывал, и в пыли повалялся, и что рубаха вся в грязи и прорехах, а плащ теперь скорее на древнюю ветошь похож, чем на ткань дорогую.

– Ты тоже хороша, – не остался Руслан в долгу, и Фира кивнула:

– Да, но я маленькая и безобидная.

– Ага, расскажи это… – Он осекся, затих.

Поди, про татей хотел напомнить, но застыдился.

– Я все равно следом пойду, – проворчал упрямо. – У тына подожду и постучусь, ежели быстро не воротишься.

Фира головой покачала устало, но в спор не полезла. Хочет – пусть топает. Не удержишь такого остолопа вдали от злых чар.

– Огонь погаси.

* * *

Тын был горячим, будто солнцем за долгий день нагретым, и спину Руслану запекло довольно быстро. Он поморщился, вперед подался, но сидеть так стало еще неудобнее, так что он тут же привалился обратно.

Зато не холодно, уютно почти.

«В избе, верно, еще уютнее, раз не спешит ведьма обратно», – пронеслась мысль, и Руслан фыркнул, прихлопнув комара на щеке.

Да, Фира не торопилась. То ли с сестрой по колдовству заболталась, то ли отнюдь не пустыми были ее опасения… Не пора ль уже и самому в дом заглянуть да проверить?

Руслан в небо глянул – месяц ни на вершок не сдвинулся, – вдаль посмотрел, попытался припомнить, до скольких успел досчитать, и не смог. Значит, точно пора.

Калитки поблизости не нашлось, но перемахнуть через хилую плетенку было проще простого, так что он на верхнюю жердочку оперся, оттолкнулся и прыгнул. Вот и всё. А что хрустнул тын да просел – так и незаметно почти.

Руслан ладони отряхнул, плечи расправил и не таясь к избе пошагал. Высоко-то она как, будто на пригорок взгромоздилась, хотя внизу только две ребристые подпорки. Он затылок почесал и пригнулся, чтоб разглядеть получше: занятные, четырехпалые, будто лапы куриные – верно, искусный зодчий их ваял.

Искусный, но на голову хворый. Вон и дверь вырезал в сажени от земли, а до крыльца не додумался.

Тишиться, как велела Фира, и опасаться не знамо чего Руслан не собирался. Задрал голову к оконцу горящему и крикнул:

– Хозяева!

Избушка вздрогнула, покачнулась, но никто не ответил.

– Хозяюшка! – повторил Руслан. – С добром иду, подругу ищу.

Тишина.

– Коль у тебя она, впусти – в долгу не останусь.

Изба снова задрожала, будто заворчала даже, и вдруг подогнулись куриные ножки, вдвое сложились, и грохотнул порог, с землею встретившись. Взметнулась во все стороны пыль, завихрилась по двору дымкой, а когда осела, Руслан стоял перед распахнутой настежь дверью.

Плеснул на улицу свет из сеней, повеяло теплом, запахло яблоками и травами, и так нестерпимо внутрь